Ох, и распекал же меня Жора! Ох, и клял, тактичному поведению учил:
— Разве можно перед начальством нос задирать! Сказал зав: неси — интеллигентно улыбнись и тащи. Руки не отвалятся. Вот что, друже, дипломатично попроси прощения. Так и так, мол, сдуру смеялся… «Вы меня не поняли. Я не над вами смеялся. Простите! Не карайте!.. Всегда к вашим услугам…» Становись завтра у вешалки, первым встречай зава, вежливенько раздень и один на один деликатненько поговори.
Послушал я Жориного совета, раненько встал у порога. Караулю. Увидев, что Семен Семенович вышагивает к вешалке, я мигом подбежал и схватил с его головы шляпу. Имел намерение и демисезонное пальто стянуть, да Семен Семенович пугливо отскочил в сторону.
Картина получилась смешная: маленький, лысенький Семен Семенович не оглядываясь бежит к кабинету и гневно орет:
— Кто вы? Отдайте шляпу!
Я, — меня бог ростом не обидел, двухметровый, долговязый. — следом шпарю рысью и кричу:
— Стойте! Извиняюсь!.. Каюсь!..
Но взволнованный зав стремительно влетел в кабинет и тут же вызвал секретаря.
— Вот та высокая жердина — кто он? Дайте анкету. Черт! Хотел на пороге задушить!
Не пойму — в чем же тогда соль этики и эстетики? Вежливо раздевай — бегут. Стой как пень, не раздевай — упрекают.
Нет, я дошлому Жоре не пара. Он меня во всем обошел. Вчера я своими глазами убедился в этом. С базара порожняком важно шла дородная завова половина, а Жора, обвешанный пакетами, тяжело дыша, плелся сзади.
Хитрющий! Присоседился!
Фея в трауре. Жора нагло изменил. Прикинулся дурачком — обстриг космы.
Говорит — люди смеются.
Жора, очевидно, не соврал. На базе работают простые, симпатичные люди: грузчики, шоферы… Может, кто и посмеялся.
Фея из-за этого слезы глотает, я же ума не приложу. Такую пышную гриву ощипал! Малахольный!
Пошел в науку к Фее — изучаю западноевропейские танцы. Прекрасно! С утра до вечера натопаюсь — не надо и аппетитных капель. Бабуся и мамуся удивляются и не могут надивиться — одним махом килограмм колбасы уплетаю.
Одна беда, один недостаток — не туда ноги несут. Неуклюже топчусь, прыгаю, как слон. Порчу пол, топчу подруге ноги.
Фея терпит… Терпит во имя культуры.
Продолжаю топать по полу и пугать соседей. Пол терпит, соседи — нет.
Соседка Катерина кричит на весь двор, протестует:
— Какая чертяка эту тангу выдумала! Скоро стены развалятся!
Зато я духом не падаю — пусть ругают! Фея обещала бранные нападения компенсировать — на стадион устроить. У нее там своя рука. Родной дядя — ветеран движения болельщиков… Должность высокая: с дубиной вдоль высокой ограды ходить и наблюдать, — кто сидит на ограде и без билета кричит: «Бей по воротам!..»
Пора уж подыскать какую-то работу по душе!
Новость! Жора учинил на базе переворот. Посреди дороги разбросал пакеты и заявил завовой помпадурше:
— Мадам, я вам не лошадь!
Весть эта кометой влетела в комнату.
Мы как раз разучивали нежное, плавное танго «Аист принес ребенка», и вдруг как гром с ясного неба — Жора перековался… Раскритиковал в газете завбазой. А сам слесарем на завод устроился.
Фея ударилась в истерику:
— Нахал! Это ж он, невежа, зава раскритиковал, свата, брата, татуся и дедуся… А я его любила… Я его выдвигала…
Я тоже попал в разряд невеж. На сомлевшую девушку приличную порцию воды плеснул. Прямо из ведра и плеснул.
Недотепа, всю девичью красу испортил. Смыл краски с бровенят, сполоснул и с губенят.
Помирились.
Сам не пойму — отчего меня, взрослого пария, тревога разобрала? Чего-то ищу — и сам не знаю.
Лягу — не лежится, и сон не в сон. Думаю и думаю: какая же сила повлияла на когда-то щеголеватого Жору? Какие жизненные факторы вот так всколыхнули парня-гуляку?
Вот передо мной лежат два письма. Фея пишет:
«Папуня и мамуня свою любимую доченьку щедро одарили. Выделили деньжат на путешествие: Одесса — Ялта — Сухуми. Покатим, мой патлатый хулиганчик»?
Жора проще написал:
«Сема! Друже! Принарядись, побрейся, состриги патлы и сюда ко мне, на завод, двигай. Вот здесь настоящая школа жизни».
Галина тоже советует:
— Иди, Семочка, учиться жить.
Читаю и, как тот былинник, не могу угадать — куда?
Люди добрые! Вас спрашиваю: куда и с кем?