14. Поэзия – это prima philologia.
15. То, что филология базируется на поэзии, означает, во-первых, что ей следует искать предметную основу для своих жестов и операций в структуре поэзии – и только исходя из этого притязать на познание, соответствующее самому предмету; а во-вторых, что она не способна найти в структуре поэзии надежной, последовательной и устойчивой основы – и потому, хоть она и должна выступать защитницей на процессе по делу поэзии, но голосом иным, нежели голос самой поэзии: голосом прорицания, конъектуры, интерпретации. Ее fundamentum in re[15] – безосновность. Нет формы суждения – нет и основы для знания.
16. Два языка филологии – язык потребности и язык знания о ней – говорят друг с другом. Однако второй может только повторять [wiederholen] то, что говорит первый; а первый – только опережать [überholen] то, что высказывает второй. Так они говорят друг с другом, разговаривают, расходясь друг с другом, и выговаривают свое расхождение.
17. Филология не есть теория в смысле проницания чего-то существующего. Она не есть и практика, направляемая теорией или находящая в теории свою цель. Она есть – когда есть – движение во внимательности к тому, что, навстречу ей, ее привлекает и от нее ускользает, сталкивается с ней и пролетает мимо, что притягивает и, притягивая, уклоняется. Она – это опыт соскальзывания в ускользание. Движение поиска без предопределенной цели. А значит – без цели. А значит – без «без» цели. Без «без» онтологии.
18. Каждая дефиниция филологии должна себя индефинировать – и освобождать место следующей.
19. Определение человека как живого существа, обладающего речью – zoon logon echon[16], – можно пояснить, модифицировав его: zoon logon euchomenon, человек – существо, о языке молящее, желающее обладать языком. В таком случае человек определяется как zoon philologon. Его требование языка выходит за границы любого уже данного языка. Его познание уже данного не может обойтись без опыта отдачи [Gebung] и неудачи [Versagung], его исследование какого-либо конечного языка – без открытия нового бесконечно конечного.
20. Где отсутствует знание, там оживает аффект. Где онтология увязает, филология приходит в движение.
21. Филология – страсть тех, кто говорит. Она обозначает меру склонности языкового существования[17].
22. Не существует филолога без филологии в первоначальнейшем смысле слова […]. Филология – это логический аффект, оборотная сторона философии, энтузиазм химического познания: ведь грамматика – это не что иное, как философская часть универсального искусства разделения и соединения […] (Фридрих Шлегель, «Атенеум», фрагмент 404).
23. «Логический аффект» в этимологизирующем истолковании «филологии» Фридрихом Шлегелем может означать «аффект в отношении языка», но и «аффект языка», то есть аффект языка в отношении к языку. Если язык обращается к языку, имеет к языку склонность, то к себе же иному, отличному от себя. Он связывается с собой уже отделившимся или же собой предстоящим единственно своим аффектом, своим «энтузиазмом». Филология может называться «универсальным искусством разделения и соединения» не потому, что умеет упразднять [aufheben] разделение при помощи соединения, а потому, что соединяется с отделившимся лишь при помощи самого отделения. Филология – это склонность не просто к другому эмпирическому или виртуально-эмпирическому языку, но к инаковости языка, к его лингвистичности как инаковости, к самому языку как вновь и вновь другому.
24. Филология, филаллология, филалогия.
25. Еще раз, иначе: филология – это склонность языка к тому языку, который в свою очередь склонен к нему же или к другому. Поэтому филология – склонность к языку как к склонности. Ей нравится в языке своя способность любить – своя и своя собственная. Язык – это самоаффектация самого себя в ином. Филология – это филофилия.
Любит. и не любить себя филология может только потому, что не она сама любит себя и не любит. Всякий раз она любит другую, и всякий раз та, кого любят, оказывается другой. Значит, она должна любить и не-любить и не-быть-любимой. Она – филология своей мизологии.
26. Филология – это язык сам-треть. Сам-четверт[18]. Четвертая стена на сцене ее отношений открыта.
27. Но именно особое свойство языка заботиться только о себе самом никому не известно. Потому он и есть загадка столь чудесная и плодотворная – ведь тот, кто говорит просто ради того, чтобы говорить, изрекает самые замечательные и самобытные истины […] Отсюда же происходит и ненависть, которую питают к языку иные серьезные люди. Они замечают его озорство […] (Новалис, «Монолог»)[19].
16
Формула Аристотеля, живое существо, обладающее логосом (
17
Ср. в эссе Пауля Целана об Осипе Мандельштаме: «Это стихотворение того, кто знает, что он говорит под склонностью угла своего существования». Meridian 215.
18
Ср. заголовок стихотворения Пауля Целана из сборника «Роза никому», «Selbdritt, selbviert» («Сам-треть, сам-четверт»). Ср. «Втроем, вчетвером» в переводе Марка Белорусца, Целан 110–111.