Выбрать главу

На трясущихся ногах Гермиона развернулась и зашла обратно на кухню, надеясь, что Малфой не понял, что он умудрился ее возбудить одним лишь внешним видом.

***

— Что, Грейнджер?

Гермиона моргнула несколько раз и отвела взгляд, понимая, что Драко поймал ее на разглядывании самого себя.

— Ничего.

Малфой, до этого лежащий во весь рост на диване, поднялся повыше и облокотился спиной о подлокотник, взяв с журнального столика хрустальный стакан с плещущимся внутри огневиски.

— Говори уже.

— Нечего говорить, — пробубнила Гермиона, отпивая из своего бокала вино и опять упираясь взглядом в книгу.

Ужин прошёл до странного тихо. Грейнджер все еще была под впечатлением от своей неожиданной реакции на Драко и пыталась не пересекаться с ним взглядом. Конечно, Малфой в домашней футболке и штанах заставил ее сердце ускорить ритм не так сильно, как Малфой в одном полотенце, но все же было несколько некомфортно осознавать, что она испытывала к блондину такое сильнее влечение, хотя, казалось бы, она буквально несколько часов назад стонала под ним на своём рабочем столе. Но если влечение Гермионы к Драко во время их наизанимательнейшего времяпрепровождения было вполне понятным, ведь его губы творили с ней такое, что не удавалось ни одному ее любовнику, то тогда, в гостиной, даже отголоски тех ощущений имели совсем другие причинно-следственные связи.

Чем же было вызвано молчание Драко за ужином, Гермиона не знала, но была рада, что он не пытался завести с ней разговор в то время, как она старалась разобраться в себе. Так что поужинав стряпней Гермионы, Малфой, на удивление девушки, поблагодарил ее, сказал, что все было очень вкусно и предложил провести тихий и спокойный в кои-то веки вечер в гостиной. Возражать Гермиона не стала, так как не представляла, чем ещё они могут заняться наедине. Не долго думая, она поставила перед Малфоем бутылку огневиски и граненый стакан, а себе налила любимого красного, полусладкого вина и, сев на кресло в гостиной, попыталась отвлечься на «Грозовой перевал», любимую ею книгу с подросткового возраста. Драко, подобно девушке проведя несколько минут у ее книжного шкафа, тоже выбрал книгу по вкусу и развалился на диване, видимо, почувствовав себя и правда как дома.

Как бы Гермиона ни пыталась уследить за мыслями главных героев, но углубиться в любимый роман ей не удалось. Взгляд сам нетерпеливо перескакивал с напечатанных строк выше, прямо на Малфоя, который читал, как ни странно, учебник по расширенному изучению зелий для шестого курса. Девушка почувствовала, как румянец прилил к щекам, а сердце начало выстукивать неправильный ритм в груди, и попыталась это скинуть на небольшую концентрацию алкоголя в крови, но… ещё один взгляд на Драко, и Грейнджер уже не была так уверена в том, в чем пыталась себя убедить.

Раньше Гермиона смотрела на Малфоя и видела в нем все того же несносного подростка, который унижал ее, Гарри и Рона в стенах Хогвартса, при этом считая это чем-то вполне нормальным и обыденным. Она все ещё помнила, как он полез к Клювокрылу, получил от гордого существа по заслугам и захотел свести с несчастным животным счеты — слёзы Хагрида, когда он сообщал друзьям о казни своего любимца, Гермиона помнила слишком отчетливо. Злость Гарри, когда Малфой ходил по школе с дурацким значком во время турнира трёх волшебников, а потом неловкость и раздражение Рона, когда Драко распевал вместе со своей свитой унизительную песню «Уизли наш король» — были также свежи в памяти девушки. И даже не стоило упоминать, сколько раз она слышала в свою сторону его знаменитое «поганая грязнокровка» или «вонючая маггла». Да, Малфой для Гермионы всегда был олицетворением всего самого мерзкого, что могло быть в человеке, и сейчас, когда она понимала, что от одного его вида ее начинало потрясывать, и совсем не от ненависти, Грейнджер ловила когнитивный диссонанс в полной мере.

Почему она задумалась об этом только сейчас, а не пару дней назад, Гермиона сама не знала. Может, так повлияла интимная близость с Драко, во время которой Гермиона поняла, что совсем не знает этого человека, а может, неожиданная реакция ее организма, которой она ни разу за собой не наблюдала в своих прошлых отношениях. Но суть ее метаний была в том, что надо было узнать Драко поближе, понять, насколько он изменился со школьных времён, а он, как она могла заметить, поменялся слишком сильно — о чем вообще речь, если он, Драко Малфой-слизеринский принц, нёс ее на руках по Министерству Магии — и только потом, после тщательного анализа, попытаться принять те эмоции, которые навевала связь. Если бы Гермиона поняла, что Драко уже не тот самодовольный подросток с манией величия, то принятие своих странных чувств далось бы ей намного легче, чем сейчас.

— Грейнджер, ты уже как пятнадцать минут не читаешь книгу, а пялишься на меня. Либо я такой красавчик, что от меня трудно оторвать взгляд, либо ты хочешь что-то спросить, так что или ты молча соглашаешься с первым вариантом, или начинаешь уже спрашивать, — вклинился в ее мысленные рассуждения Драко.

Гермиона сфокусировала взгляд на его лице и почувствовала, как жар смущения окутал ее щеки.

— И как же ты заметил, что я не читаю, если сам смотрел в книгу?

— Хорошее периферическое зрение, знаешь ли. Так ты озвучишь уже свои мысли или так и будешь молча пялиться на меня?

Гермиона закрыла книгу и, отложив ее на край журнального столика, отпила немного вина из бокала. «Ну вот и шанс узнать его получше».

— М-м-м, да. Я поняла, — начала тараторить Гермиона, совсем чуть-чуть стесняясь начинать столь откровенный разговор, — что мы на самом деле почти ничего не знаем друг о друге, и меня это немного коробит, ведь… — запнулась Гермиона, пытаясь чётче передать свои мысли. — Ну знаешь, мы целуемся, поддаёмся страсти, на каждом из нас есть метка с первой буквой имени другого, а мы даже не знаем, какой друг у друга любимый цвет или время года!

— Ты любишь лиловый цвет, а твоё любимое время года — весна, — пожал плечами Драко, с ухмылкой смотря на то, как челюсть Гермионы с позорным бульком падает в ее бокал с вином.

— Как… как ты это узнал?! — в шоке вскричала девушка. — Да, даже Гарри с Роном, пока я им сама не сказала, думали, что мой любимый цвет — бордовый, потому что я же гриффиндорка, а любимое время года — осень, потому что начинался учебный год.

Драко закатил глаза и сел ровнее, облокачиваясь спиной уже о спинку дивана и ставя ноги на пол.

— Это только в очередной раз доказывает, что твои друзья умственно отсталые.

— Так, ты скажешь, как это понял? — с интересом воззрилась на Малфоя Гермиона, даже не собираясь спорить об умственных способностях своих друзей с ним.

— Когда я зашёл в твою квартиру, — все-таки начал объяснять Драко, дождавшись, когда глаза Гермионы от любопытства чуть не повыкатывались из глазниц, — первым, что я увидел, были пионы, конечно, они не совсем лиловые, но все же ты бы не поставила те цветы, которые бы не радовали тебя по приходу домой. Ну да ладно, пионы это так, к слову пришлось. Дальше колдографии, — Драко указал рукой на полку над камином, — именно в нежно-лиловых рамках стоят только те, что более важны для тебя. Ваше неизменное золотое трио, ты с родителями и семейство Уизли в полном составе. Потом у тебя в спальне явно выделяются на фоне кремового рая лиловый ночник и такого же оттенка пуфик у туалетного столика. Ну, а основная причина, почему я так подумал, это твоё платье на святочном балу, — пожал плечами Драко. — Оно было лиловым, а для тебя, как для любой школьницы, это было важным событием, и ты бы вряд ли выбрала не твой любимый цвет на это мероприятие.

Гермиона поняла, что выглядит сейчас крайне глупо с широко раскрытыми глазами и опущенной нижней челюстью, но ничего не могла с собой поделать. Она и не ожидала что Драко такой… наблюдательный, особенно по отношению к ней.

— Ты помнишь, какое на мне было платье на четвёртом курсе?

— Трудно забыть, — хмыкнул Драко. — У тебя было потрясающее платье и Виктор Крам под рукой, мои однокурсницы тебе ещё по меньшей мере месяц кости перемывали, делая этим хуже только себе. Даже слизеринцы в тот вечер были не прочь потанцевать с юной мисс Грейнджер, если бы, конечно, не большой болгарин рядом с тобой и их чистокровное положение в обществе.