— Скорее всего, — уклончиво ответила Грейнджер, чувствуя себя неуютно.
Драко опять подхватил стакан, налил огневиски и вместо того, чтобы отпить, начал перекатывать хрусталь на колене, смотря, как янтарная жидкость переливается от света огня.
— Наверное, это покажется глупостью, но небесно-голубой меня всегда… успокаивал. С этим цветом связано все то, что давало мне сил и душевного равновесия, — Драко покачал головой, слегка изгибая губы в улыбке. — Бескрайние просторы неба, глаза матери, ее кольцо с большим топазом, которым я постоянно играл в детстве, магические шахматы, которые мне подарили на Рождество первого курса за отличную учебу.
Малфой замолчал, а Гермиона подавила порыв обнять Драко. Он говорил так искренне и так благоговейно, что у Грейнджер сжималось сердце. Никогда бы она не подумала, что он настолько глубоко чувствующий человек. Гермиона поняла, что настолько эмоциональной к словам Драко ее сделал алкоголь, а потому попыталась сконцентрироваться, чтобы удержать себя в руках от излишних проявлений чувств.
— А лето — это, — резко начал Драко, — мой день рождения, тепло и беззаботность, интересные поездки с родителями в другие страны и постоянные игры с друзьями в саду Малфой-Мэнора, пока наши родители играли в чопорных аристократов на приёмах, — Малфой вздохнул, опуская голову, его пальцы заметно сильнее сжались на стакане, — так бы я тебе ответил в Хогвартсе до курса шестого, — грустно хмыкнул Драко, — а потом лето так и осталось моим любимым временем года, но уже, увы, не поэтому.
Гермиона, не выдержав, мельком взглянула на Драко, наблюдая, как маска безразличия и концентрации медленно слетала с его лица, давая разглядеть горечь и боль. Она закусила изнутри щеку, понимая, что сейчас он мог ее оттолкнуть, и мягко дотронулась до его руки своей. Сомкнула пальцы на его предплечье и задержала дыхание, ожидания, что он сейчас опять начнёт язвить и говорить, какая она глупая и сентиментальная. Но Драко никак не отреагировал на ее касание. Он будто прогрузился в транс из своих воспоминаний, поэтому когда он заново заговорил, Гермиона вздрогнула от неожиданности.
— Сначала лето означало уход от проблем, в Малфой-Мэноре было не так промозгло, можно было выйти на улицу и уйти подальше, в глубь сада, чтобы смотреть на небо и не слышать криков людей, которых зверски пытали. Потом лето стало означать спасение родителей от смерти, несмотря на собственную трусость, а потом не знаю, почему оно для меня стало надеждой, что все наладится. Что мне не придется каждый долбаный день ждать, что я могу попасть под круциатус в качестве развлечения, придуманного Беллатрисой, или могу не переживать за свою жизнь и жизнь своих родителей, — почти шепотом говорил Драко. — Реддл, тварь, знал, что битва случится в мае, а потому в мае его наказания за непослушания ожесточались, и оставалось лишь опять ждать лето, потому что оно стало для меня счастливым рубежом. Я либо мог умереть и никогда больше не увидеть его, или я бы смог выжить, но лето было бы временем кардинальных перемен.
Грейнджер ощутила, как сердце, будто бьющееся с ним в унисон, сжалось от пережитого страха. Они были по разные стороны баррикад, и Гермиона никогда не задумывалась, а каково было Малфою на выбранной его родителями стороне. «Видимо, хуже, чем мне на стороне Гарри. Я хотя бы знала, за что страдаю». Гермиона сильнее сжала руку Драко, давая понять, что она рядом с ним. Теперь уже, видимо, всегда. Ей тяжело было анализировать весь ворох информации, который Малфой вывалил на неё, а потому собиралась подумать об этом завтра.
Малфой же неожиданно зашевелился, перемещая свободную руку ближе к Гермионе, и раскрыл ладонь. Грейнджер была только рада сразу вложить свою ладонь в его и наконец-то посмотреть на него. Она понимала, что надо было как-то успокоить его, сказать что-то правильное и…
— Не надо, Грейнджер. Давай просто помолчим.
Гермиона кивнула и посмотрела на огонь в камине. Сейчас она могла бы сказать, что у неё появился ещё один любимый цвет. Огненно-рыжий — цвет доверия, искренности и поддержки. А метка тем временем приятно грела шею, заставляя чувствовать незримую связь между соулмейтами.
***
Разбудил Гермиону не яркий солнечный свет, бьющий по сомкнутым векам, и не громкие шаги Малфоя по ее квартире, а вкусный, сладчайший запах выпечки. Грейнджер перевернулась на другой бок, поморщившись, и попыталась все ещё сонным сознанием понять, что происходит. Вряд ли у Драко проявились кулинарные способности, которых он до этого не наблюдал, и он решил сделать ей завтрак в постель, но с другой стороны, кто ещё мог готовить в ее квартире, зная, что у Гермионы выходной. Только если…
Гермиона резко подскочила на кровати и начала выбираться из одеяла, пытаясь действовать как можно быстрее. «Неужели мама решила навестить с утра пораньше!» Грейнджер жила в той части магического Лондона, где подъезды магов были рядом с подъездами магглов, и, воспользовавшись несколькими заклинаниями, она смогла сделать так, чтобы кровные родственники-магглы могли найти ее скромное жилище. После ее смелых манипуляций родители часто навещали ее по выходным, и Гермиона надеялась, что сегодня не этот счастливый день.
Она даже не знала, за кого волноваться больше, за маму или за Драко, но знала, что просто эта встреча точно бы не прошла. «Тогда почему не слышно ругани?» Накинув сверху ночной сорочки халат, Грейнджер вылетела за дверь спальни и босиком побежала на кухню, слыша знакомые голоса. Один поворот к кухне, и облегчённый вздох вырвался из ее груди.
— О, Грейнджер, — сразу заметил ее Драко, — доброе утро. Бежала на запах панкейков?
За обеденным столом сидел Малфой, читая свеженькую газету, а вокруг него кружил Луччи, накрывая на стол.
— Доброе утро, мисс Гермиона, — пропищал домовой эльф, заставляя чайник самостоятельно разливать по чашкам чай. — Завтрак почти готов.
— Доброе утро, — произнесла Грейнджер, пытаясь скрыть раздражение на Малфоя под ослепительной улыбкой, направленной на эльфа. — О, Луччи, не стоило мистеру Малфою утруждать тебя, я бы сама приготовила завтрак, как проснулась.
— Ага, когда бы уже наступил обед, — пробурчал Драко, бегая взглядом по статье на первой полосе Ежедневного Пророка.
— Мне только в радость служить мистеру Малфою и близким ему людям, мисс Гермиона!
— Но все же… — хотела начать спор с эльфом Гермиона, как Драко злобно зыркнул на неё. Грейнджер, сцепив зубы, улыбнулась не потому, что решила вдруг послушаться Драко, а потому, что вспомнила, как эльфы Хогвартса начинали рыдать, когда девушка пыталась их убедить, что они не обязаны заниматься поручениями хозяев. — Ладно, спасибо, Луччи! Нам с мистером Малфоем очень приятна твоя забота! Не хочешь позавтракать с…
— Отправляйся домой, Луччи, — перебил Драко речь Гермионы. — Если мне что-то понадобится, я тебя позову.
— Хорошо, хозяин. До свидания, мисс Гермиона.
— До свидания, Луччи, — попыталась изобразить улыбку на лице Гермиона, помахав эльфу ладонью.
С щелчком пальцев Луччи испарился, а раздражение Гермионы именно в эту секунду достигло пика, выплескиваясь наружу вместе со словами.
— Ты издеваешься надо мной, Малфой? — прорычала девушка, упираясь руками в бока.
Драко, даже не поведя бровью, сложил газету пополам, ещё пополам и положил с левой стороны от себя, на край стола. Он взял чашку и, сделав глоток чая, все-таки посмотрел на Гермиону, которая, видел Мерлин, еле себя сдерживала, чтобы не броситься на Драко и не разорвать его совсем не в порыве страсти.
— Что тебя не устраивает, Грейнджер? — холодно спросил Малфой, чем полностью выдал себя перед Гермионой.
Проведя с ним наедине несколько дней, девушка научилась различать, когда он скрывал бурлящие эмоции под безразличной маской. И это был один из таких гребаных случаев. Особенно это стало ясно после их вчерашнего вечера откровений. «А может, вчерашний вечер был лишь игрой разума, и я на самом деле не сочувствовала Драко?»
— Мало того, что ты ведёшь себя как хозяин в моей квартире, так ещё, зная, как я отношусь к домовым эльфам, которые, словно рабы, приставлены к чистокровным волшебникам, ты заставил Луччи появиться здесь, готовить завтрак и обхаживать себя на моих, блин, глазах! — вскричала Гермиона. — Я бы перетерпела это, будь мы у тебя, у твоих друзей или родителей, но в моем доме я не разрешу такого отношения к несчастным существам, которые…