– Уж кто-кто, а пакистанцы, я надеялась, вас поддержат. Если подобная жара случится в Пакистане, там мало кто уцелеет.
– Они это понимают. Просто создают геморрой. Китай туда же. Мы теперь парии всего мира, хотя действуем в общих интересах. Нас убивают за то, что мы сами чуть не сдохли.
– Так всегда бывает.
– Разве? – Бадим посмотрел в окно. – Я не вижу, чтобы Европа очень страдала.
– Здесь Швейцария, а не Европа. Швейцарцы обходят такое дерьмо стороной. И всегда обходили. Результат налицо.
– Неужели они так сильно отличаются от остальной Европы?
– Грецию добили за то, что она подыхала, не забыл? В других странах на юге Европы положение не лучше. Кстати, в Ирландии тоже. Британцы убивали нас веками. Примерно четверть всех ирландцев умерли от голода, почти столько же эмигрировали. Это не мелочи.
– Постколониализм.
– Да. Причем в исполнении одной и той же империи. Просто удивительно, как Англии удается избегать расплаты за преступления.
– Расплачиваются не преступники, расплачиваются жертвы.
Принесли виски. Мэри залпом осушила половину бокала.
– Мы должны придумать, как это изменить.
– Если такой способ вообще есть.
– Через правосудие?
Бадим скорчил скептическую мину.
– Что за штука такая?
– Ладно, давай без цинизма.
– Нет, я вполне серьезно. Взять хотя бы греческую богиню правосудия. Бронзовая баба в тоге с повязкой на глазах – чтобы правильно судила. Взвешивает на весах преступление и наказание, не поддаваясь постороннему влиянию. Однако чаши весов никогда не уравниваются. Ну, если только по принципу «око за око». Тогда конечно. В случае убийства метод уже не действует. Убийцу всего лишь оштрафуют или дадут пожизненное – разве это справедливое возмездие? Нет.
– Ты намекаешь, что нужна смертная казнь?
– Которую все считают варварством. Ибо если убийство – зло, то это зло не исправишь еще одним злом. Насилие порождает насилие. Ты ищешь эквивалент, а его просто нет. Поэтому чаши весов никогда не приходят в равновесие. Особенно когда одна нация истребляет другую триста лет, забирает себе все ее добро, а потом говорит: «Ой, извините, мы плохо себя вели. Ничего, сейчас прекратим, и все будет хорошо». Нет, не будет.
– Может, теперь Англия хотя бы заплатит Индии за вытряхнутую пыль.
– Странно, почему не все поддерживают эту идею. Эффект будет действовать максимум три-четыре года, что даст время его изучить и понять, стоит ли делать второй заход.
– Многие опасаются цепной реакции последствий.
– Каких именно?
– Ты о них знаешь не хуже моего. Если из-за распыления прекратятся муссоны, станет хуже вдвойне.
– Мы не боимся рисковать! В конце концов, это наше личное дело.
– Но последствия скажутся на всем мире.
– Снижения температур хотят все.
– Кроме России.
– Не уверен. Морской лед и вечная мерзлота тают, а это половина их территории. Если реки в Сибири перестанут замерзать, русские на девять месяцев в году лишатся дорог. Они рождены жить в холоде.
– Холод бывает разный.
– Такого, как у них, еще поискать! Нет, русские, как все, просто нагнетают обстановку. Кто-то берет быка за рога, хватает волка за уши – а ему в спину втыкают нож. Как это уже достало.
Мэри сделала еще один глоток.
– Добро пожаловать в наш мир.
– Гори он… – Бадим залпом допил виски. – Итак, что нам делать? Мы Министерство будущего. От нас требуют определенной позиции.
– Знаю. Посмотрим, что скажут ученые.
Бадим смерил собеседницу ироническим взглядом.
– Будут вилять до последнего?
– Ну, им пока не хватает сведений, чтобы принять обоснованное решение. Скорее всего, скажут: эксперимент хороший, давайте его проведем и подождем еще десять лет, посмотрим, что получится.
– Как всегда!
– Что ты хочешь от ученых?
– Обычных шагов теперь мало!
– Так и заявим. И я уверена: в конце концов мы поддержим Индию.
– Деньгами?
– Ага, десятью евро! Деньги на бочку!
Бадим непроизвольно рассмеялся. Но его мина быстро помрачнела.
– Этого мало, – сказал он. – Поверь, что бы мы ни делали в своем Министерстве, этого будет мало.
Мэри внимательно посмотрела на коллегу. Камешек прилетел в ее огород. Бадим отвел взгляд.
– Пойдем прогуляемся, – предложила она. – Я весь день провела сидя.
Бадим не возражал. Они расплатились и вышли в сумерки. Под статуей крана в каменном ложе текла Лиммат, черное полотно воды катилось, комкая отражения огней противоположного берега. Мэри и Бадим прошли вверх по реке мимо куба старой ратуши – Мэри привычно поразилась, каким образом в такое маленькое здание втиснули всю городскую управу. Потом мимо «Одеона» по большому мосту над истоком, через крохотный парк на другом берегу, где стояла статуя Ганимеда с отведенной назад рукой, словно поддерживающей луну над Цюрихским озером. Мэри часто сюда приходила. Что-то в облике статуи, озера и далеких Альп на юге необъяснимым образом волновало и тревожило ее. Что именно, Цюрих или жизнь как таковая, она не могла определить. В этом месте мир ощущался бесконечно огромным.