Медикаменты. Транквилизаторы не то же самое, что антидепрессанты. Первые предназначены для того, чтобы нарушить восприятие мозгом стимулов типа «бей или беги», дать сознанию чуть больше времени, чтобы сделать вывод об отсутствии реальной угрозы и успокоить организм. Разумеется, у этих медикаментов есть побочные эффекты. Например, эмоциональное безразличие. Такой эффект даже где-то полезен. Если задушить все эмоции, то вместе с положительными неизбежно уйдут и негативные и потом уже вряд ли возникнут, даже если сначала подавляли все остальные. Допустим, эмоционального безразличия удалось достичь. Что дальше? Идти по жизни как бездушный робот, вот что. Принимать пищу словно заправляешь старое авто. Морить себя физическими упражнениями в надежде, что усталость поможет безмятежно проспать всю ночь. Стараться ни о чем не думать, ничего не чувствовать.
Прожив в таком режиме несколько месяцев и лет, Фрэнк вернулся в Индию.
Он жаждал увидеть, поможет ли возвращение. Не попробовав, не узнаешь. Такая поездка – разновидность терапии, использующей негативные раздражители или, скорее, эффект личного присутствия. Пациент возвращается на место преступления. Помимо этого он одержим идеей. У него есть план.
Фрэнк самолетом прилетел в Дели, поездом доехал до Лакхнау, вышел на вокзале и сел в переполненный загородный автобус. Зрительные образы, запахи, жара, влажность – все это триггеры. Но так как реальным триггером было сознание, он собрался с духом и стал смотреть в пыльное автобусное окно, ощущая, как из пор выступает пот, как ходит в легких воздух, как, словно пытающийся вырваться из неволи ребенок, бьется сердце. Прими! Не сдавайся!
Фрэнк сошел с автобуса на центральной площади. Постоял, осмотрелся. Люди были повсюду, всех возрастов, индусы и мусульмане, все как прежде, одни от других мало чем отличались, а иногда не отличались совсем, однако привычный глаз выхватывал всякие мелочи – тилак, круглую шапочку особого покроя. Обычная пестрота, характерная для этого города со времен Акбара, если не раньше. Как будто за четыре года ничего не изменилось. Никаких следов былой трагедии.
Несомненно, где-то должен быть хотя бы мемориал. Фрэнк спустился к реке с бешено стучащим сердцем, пылающей кожей. Одежда пропиталась потом, он пил воду из бутылки, которую принес с собой в рюкзаке, медленно, один маленький глоток за другим, и все равно бутылка быстро опустела. В нем все пульсировало, глаза ел пот, из-под спортивных солнечных очков неудержимо текли слезы. Поляризация стекол мало сдерживала врезающиеся в сетчатку сполохи яркого света. Куда ни глянь, в глазные яблоки иглами втыкались знакомые виды.
Озеро не изменилось. Как оно могло оставаться прежним, почему его не осушили, не построили на его месте какой-нибудь мавзолей или храм, на худой конец – многоэтажный жилой дом или базар?
С другой стороны, кто из очевидцев выжил и мог вспомнить, что происходило в ту неделю? Здесь уцелевших просто нет. А что касается тех, кто приехал очистить город от трупов, то для них озеро было одним из многих мест, похожих друг на друга как две капли воды. Что толку зацикливаться на каком-то одном? Нет, Фрэнк был единственным оставшимся в живых. Никто из свидетелей не уцелел, чтобы сохранить память. В глазах прохожих, толпой идущих по узкой дорожке, жалкому подобию тропинки над обрывом, она всегда выглядела как сегодня. О прошлом не напоминает даже табличка, не говоря уже о памятнике, сравнимом с отданием воинских почестей.
Фрэнк вернулся на автобусную остановку. Немного подумав и купив пару новых бутылок воды с прилавка под открытым небом, он решил посетить свой бывший офис. Здание никуда не делось. Помещения занимали адвокаты, бухгалтеры и стоматолог. По соседству открылся непальский ресторан. Здание как здание. Но то, что происходило в его стенах…
Фрэнк почувствовал резкий приступ слабости и опустился на бордюр. Его прошибала дрожь, он обхватил голову руками. Прошлое по-прежнему сидело в голове – каждый час, каждая минута. Водяной бак в кладовке.
Он поднялся и пошел обратно к автовокзалу, сел в первый же автобус до Лакхнау. Оттуда позвонил по номеру, который ему дали. Ответил мужской голос на хинди. На ломаном хинди Фрэнк спросил, нельзя ли перейти на английский. Мужчина ответил: «Да. Что надо?»
– Я был там, – ответил Фрэнк. – Я был там во время великой жары. Я американец. Работал с гуманитарной группой, мы занимались проектами развития. Я видел, что здесь было. Теперь вот вернулся.