Владимир Гриньков
Министерство мокрых дел
* * *
Я не знаю в жизни ничего более неожиданного, чем неприятности. Никогда не успеваешь к ним подготовиться – они возникают внезапно, не заботясь о том, что ты еще не оклемался от предыдущих. Со счастливыми случайностями как-то не так удачно получается: они приходят не часто, не так неожиданно и быстро растворяются в потоке суеты. А вот у неприятностей удар точный – они бьют сразу и наотмашь.
Мы сидели вдвоем со Светланой в офисе нашей студии. Если вы решили, что мои мысли о неприятностях – это о Светлане, то ошиблись. У нас с ней полное взаимопонимание, крепкая любовь (в далеком прошлом) и столь же крепкая дружба (это сейчас). Такими подругами мужчины не разбрасываются, их ценят, и я не исключение. Так что Светлана для меня – друг, почти сестра и заодно коллега.
Светлана разбирала поступившую почту. Я же творил. Творческий процесс протекал следующим образом. Я сидел развалившись на диване и смотрел в потолок. У нас на носу была съемка очередного выпуска программы «Вот так история!». Сценарий готов, участвующие в сценах люди замерли в положении высокого старта, герой программы уже давно созрел (хотя лично он о том даже не догадывался), а я все тянул. Не могу точно определить причину внезапно охватившего меня ступора, но «добро» на съемку я не давал. Что-то мне в сценарии не нравилось.
– У нас график, – спокойно напомнила мне Светлана. – Сроки.
Сказала без укора и нажима. Надо, мол, снимать – только и всего.
Я оторвался от тяжких дум и посмотрел на нее. У Светланы сейчас был вид делопроизводителя какой-то заштатной государственной конторы. Только черных нарукавников не хватало для полного сходства.
– Что с почтой? – спросил я, только чтобы не отвечать на хотя мягко, но прозвучавший в ее словах укор.
– Пишут, – ответила она неожиданно резко.
– Подбрасывают новые идеи? – Я попробовал придать своему вопросу игривость.
– В каждом втором послании, – коротко отозвалась Светлана.
– Озвучишь? – не унимался я.
– Соседа вот своего предлагают разыграть. У него машина, и в эту машину прямо на его глазах въезжает «КамАЗ»… – печально ответила она.
– Да, это свежо, – заскучал я.
Светлана вздохнула и одарила меня взглядом, в котором читалось бесконечное сочувствие.
– У тебя нехорошее настроение, Женька… – осторожно сказала она.
– Ты чертовски проницательна, – машинально ответил я. Больше всего мне хотелось, чтобы меня все и навсегда оставили в покое.
Светлана с хрустом вскрыла очередной конверт. Видимо, она все-таки разозлилась.
– Все нормально в нашем сценарии, – сказал я примирительно. – Все хорошо. Все гладко. Это-то и не нравится!
– Сценарий как сценарий, – монотонным голосом ответила Светлана, читая свежевскрытое письмо.
– Изюминки нет.
– А вот еще! – сказала Светлана, пробежав глазами текст очередного послания. – Предлагают закатать в банки с этикеткой «Тушенка» красную икру.
– И что?
– И так продавать.
– А смысл?
– Ну, покупает человек якобы тушенку, приносит ее домой, открывает, а там вместо тушенки…
– Как же мы это снимем? – Я не дал ей договорить. – Ну, купил, бросил в сумку, принес домой. Как снимать его, если он сидит за бронированной дверью своего жилища? Откроет втихаря нашу «тушенку» и помчится за следующей банкой. Этак на него красной икры не напасешься. Хотя… – Я развеселился. – Если вот только эту икру продавать не в жестяных банках, а в стеклянных…
– В прозрачных, что ли?
– Ну! Видно же, что икра. А на этикетке написано большими буквами: «Тушенка говяжья». А? И цена – не как у икры, а как у тушенки. То есть почти даром. Вот это нормально!
– Неплохо, – оценила Светлана, вскрывая очередной конверт. – Камеру прячем где-нибудь за спиной продавца и снимаем лица покупателей крупным планом.
– Покупатели продавцу: «Это все-таки икра или тушенка?»
– А он им в ответ: «Читать умеете? Написано же!» – Было видно, что и Светлану развеселила эта идея.
– Ага! И на ценнике тоже печатными буквами крупно: «Тушенка говяжья».
– В общем, не верь глазами своим, – резюмировала Светлана и развернула присланную по почте газету.
– Да, из этого сюжета что-нибудь можно вытянуть… – Кажется, эта идея мне начинала нравиться.
– Жень! – вдруг всполошилась Светлана. – Как твое отчество? Иванович?
Я даже не сообразил, что у нее изменился тон, и ответил беспечно:
– Иванович.
Она опустила газету, и только тогда я увидел ее лицо. На нем не осталось и тени недавней улыбки, лишь какая-то гримаса.
– Что за чушь? – сказала она с досадой и почему-то со смущением.