Они вместе шли по авенида де Майо, к плазе и Розовому дому, министерствам и работе Лилиан. Стоял чудесный день, в небе – ни облачка. Лилиан решила поменять тему – снова заговорила о погоде, потом об их работе. Качо спросил про Пато.
– Что-то я давно его не видел, – сказал он. – Науку небось грызет?
– На несколько дней перебрался к товарищу, только и всего. Ты, наверное, слышишь, как мои мужики собачатся? Сын растет, вот квартира и становится меньше. Надеюсь, на той неделе они орали не слишком громко?
– Я ложусь очень рано.
– Это хорошо, – сказала Лилиан. – Но они не всегда воюют по ночам.
– Ничего не слышу, могу только себе представить, – сказал Качо.
– Наверное, новой двери надо спасибо сказать.
Тут Лилиан что-то вспомнила и посмотрела по сторонам: вон стена, рядом дерево. Оба – в побелке.
Взвыли полицейские сирены, и они застыли как вкопанные. К ним двигалась патрульная машина, следом за ней бежал солдат. Полиция проехала, солдат пробежал мимо, на них никто даже не посмотрел. Лилиан и Качо замерли, она сунула руку в сумочку, Качо схватился за карман, где лежал бумажник. Оба потянулись за удостоверениями – сработал рефлекс: так человек моргает, услышав резкий звук.
– Ладно, мне надо спешить, – сказал Качо, показывая на Министерство. – Спасибо за поддержку. – Он повернулся – спешил уйти.
– Качо, – остановила его Лилиан. Она выудила из сумочки темные очки, будто именно их и собиралась достать минуту назад. – Ты не только Пато последние дни не видел, – сказала она. – Меня тоже. – Лилиан постаралась улыбнуться. – Со мной поработал пластический хирург.
– А-а, – понял Качо. Потом сказал, уже громче: – Лицо! Конечно же! Вот теперь, когда ты сказала, я вижу: что-то у тебя не так.
Кадиш – он стоял у кухонной раковины – рывком сорвал с лица повязку. Бросил в ведро и, так и не разогнувшись, вытащил из ноздрей марлевые, омерзительные донельзя затычки и отправил туда же. Вымыл, к ужасу Лилиан и Пато, лицо жидкостью для мытья посуды. Потом взял кухонное полотенце и принялся яростно тереть им лицо. Наконец швырнул полотенце на пол и повернулся к ним.
Выпить он себе приготовил заранее. Широко улыбнувшись, он чокнулся с воздухом, сделал глоток и спросил:
– Ну, что скажете?
– Боже правый, – сказала Лилиан.
– Опухоль еще есть, – добавил Пато.
– Выглядишь роскошно, – сказала Лилиан. – Просто красавец!
– Теперь ты такой, как все, – сказал Пато. – А для меня – чужой.
Кадиш расплылся в улыбке.
– Роскошно? – переспросил он.
– Да. – Лилиан надела очки для чтения, пристроила их на повязку – она ее все еще не сняла. – Потрясающий нос. Маленький, но крепкий. – Она восторгалась им совершенно искренне и – в энтузиазме – коснулась пластыря на своем лице. – Ты просто Уго дель Карриль![23] Кинозвезда! – Она несколько раз чмокнула губами, потом покачала головой. – Как ты можешь полагаться на меня, почему не бежишь к зеркалу?
– Твоя оценка лучше всякого зеркала, – сказал Кадиш. И протянул руку к ее лицу. – Я бы хотел увидеть, что там прячешь ты.
Лилиан отшатнулась.
– У доктора, – решительно сказала она.
– Всех дел-то полоска пластыря!
– Какая-то полоска, – повторил Пато.
Кадиш никак не мог проморгаться. Он облокотился на кухонный стол и приложил два пальца к переносице.
– Дышать пока трудно, – признался он. – Наверное, доктор перестарался, перекрыл воздух.
– Может, тебе там надо что-то прорвать? – предположил Пато. – Может, это как девственная плева, только в носу?
– Так шутят те, кто любовью в пустой постели занимается.
– Горячий душ, – сказала Лилиан. – И нос сразу прочистится, вот увидишь.
– Мы его примем вместе, – заявил Кадиш. – Ты освободишься от повязки, я – от нашего дитятки, а там будет видно.
– Хороша парочка – носы сопливые, глаза в черных разводах. Очень романтично.
– Прошу не забываться, – прикрикнула Лилиан. – Мы все-таки твои родители.
– Иди сюда, родитель, – сказал Пато. Он подвел мать к стулу. – Давай посмотрим, готово блюдо или нет.
Лилиан сняла очки. Отодвинулась от стола, сказала:
– Может быть, подождем?
– Один смотреть в зеркало я не собираюсь, – объявил Кадиш.
Лилиан внимательно оглядела его новое замечательное лицо – эффект, несмотря на опухоль, был впечатляющий.
– Хорош, – сказала она. – Так и быть, – выпрямилась, откинула голову назад, обхватила руками колени.
– Готова? – спросил Пато.