– Кайфа маловато. Скрути перед выходом еще один.
Рафа послушался. Вытащил из новой пачки сигарету, взамен сунул туда косяк.
– Vamos, – сказал он, и они ушли.
Прожекторы пускали по клубу разноцветные снопы света. Зрители пели, надрывая глотки. Слова все знали наизусть. Они были заодно с «Невидимками»[29] там, на сцене. Когда в зале выключали свет и все прожектора нацеливались на Спинетту, овации становились оглушительными, Рафа даже зажал уши руками. Флавия передала Пато косяк. Спинетта пел в микрофон, его лицо обрамляли длинные волосы, капельки пота и брызги слюны блестели под лучами прожектора.
Пато этот клуб обожал. Тебя здесь никто не знает, и ты можешь орать в полный голос, только здесь тебя покидало чувство горечи. В глазах его от начала и до конца стояли слезы.
Пато, Рафа и Флавия протиснулись ближе к сцене. В голове гудели басы, от косяка напряжение прошло. Пато передал косяк Флавии. Она сделала затяжку, вернула косяк, и ее лицо высветил луч фонаря. Флавия указала на охранника в углу сцены. Пато проследил за движением луча – луч остановился, замер, охранник достал рацию, что-то в нее прокричал. Пато не слышал, что именно, но увидел, как напряглась толстая, похожая на отцовскую, шея охранника.
Музыканты всё играли, они подпевали, но Пато не сводил глаз с охранников. Те стали надвигаться с разных сторон – кряжистые здоровяки, с публикой не спутаешь, – они шли против потока, разделяя единую в своем энтузиазме толпу. Пато смотрел – а вот и парень, на котором остановился луч фонаря. Рафа выдернул из руки Пато косяк. Перед тем как поднести его к губам, Рафа прокричал Пато прямо в ухо:
– Вперед смотри. На Спинетту. Мы же сюда повеселиться пришли. Пой!
Пато хотелось понять, что случилось. Он и слушал Рафу, и смотрел на сцену. Там верховодил его Спинетта. Его кумир.
И Пато запел, отдаваясь действу без остатка.
Все трое радовались жизни.
Потом они обсуждали концерт. Сидели втроем в ближайшей пиццерии, где собралось еще человек сто, все обменивались впечатлениями, зал полнился легким, радостным гулом.
Мысль Рафы была проста: свободы слова уже нет, вся пресса продалась или идет на поводу у властей, и только музыкантам удается говорить правду. Рок-музыка жива по простой причине: взрослые ничего в ней не понимают. Для них рок – просто шум, гвалт, не имеющий смысла.
– У них все продумано, – возражала Флавия. – Рок-концерты плюс футбол, нам выделили два места, где можно поорать, поблажить, потопать ногами. Не такие они дураки, – подытожила Флавия. – Просто сволочи. Знают, что нам надо выпустить пар. Нужен клапан, чтобы снять давление, иначе страна взорвется.
– Знали бы они, о чем мы поем, – сказал Пато.
– Думаешь, не знают? – спросила Флавия.
– Уверен, – сказал Пато.
– Когда людей ведут к могилам, их заставляют петь, скорее всего, чтобы не сбивались с ритма.
– Согласен с Пато, – сказал Рафа. – Знай они, о чем мы поем, они бы рок живо прикрыли. Посмотри. – Рафа показал на поклонников группы. – Эту энергию запросто можно обуздать.
– Да вот не обуздывают же, – сказала Флавия.
К пиццерии подтянулись полицейские. С ними приехали два городских маршрутных автобуса, с закрашенными стеклами. Кое-кто из ребят бросился бежать, но большинство не тронулось с места. Ничего особенного, обычная облава, можно сказать, входит в стоимость билета. Рафа извлек из пачки остатки косяка, проглотил и запил кока-колой. Шум-гам сменила тишина, было слышно только шарканье ног – полицейские начали сгонять молодежь в автобусы.
Обстановка была спокойной – можно подумать, тебя не полиция загребла, а просто вызвали к директору школы. Их явно хотят приструнить. Но особых неприятностей ждать не стоит, вдобавок многие с этим свыклись. Молодежь собралась потусить. Их замела полиция. Нагонят страху – и отпустят на все четыре стороны. Потом все повторится. Обычное дело.
На лобовом стекле автобуса, в который их затолкали, висела лента с кисточками. Под потолком торчали фотографии Гарделя[30] и «Бока хуниорс»[31], на приборной панели выстроились пластиковые собачки, они махали головами, когда автобус останавливался у светофора. Еще один штрих: на зеркале заднего вида затейливым почерком выведено «Грасиэла». Рядом приклеена фотография девушки. Наверное, она и есть Грасиэла, решил Пато.
Вообще Пато любил вечером ездить в автобусе, в этом была своя прелесть. Но сейчас автобус не тот. Недаром окна закрашены. Возможно, водитель этого автобуса без ума от Грасиэлы и любит, когда его собачки качают головами на светофоре, но сейчас за рулем сидел полицейский. В автобус влез еще один блюститель порядка и затащил внутрь два фанерных щита. Согнав ребят с передних сидений, он засунул позади них один щит, потом другой – так, чтобы они не могли ни видеть, куда едут, ни выйти из двери. Рафа, Флавия и Пато сидели вместе. Рафа, как обычно, вытянул ноги. Флавия склонила голову ему на грудь. Пато, примостившись на краешке сиденья, подался вперед и подскакивал на каждом ухабе. Он попал в облаву впервые, Рафа – уже в третий раз. Пато старался изобразить спокойствие – или хотя бы отстраненность, – потому что остальные спокойствия не теряли. Флавия и Рафа затеяли спор о том, сколько полицейских участвовало в облаве, хотели вовлечь в спор и его. Но Пато спорить не хотелось. Он глубоко дышал и все вертел шеей – боялся, что его сморит сон. Не вовремя он накурился.
29
«Невидимки» («Invisible») – рок-группа, основанная в конце 1973 г. аргентинским певцом, музыкантом, поэтом и композитором Луисом Альберто Спинеттой (1950–2012), одним из ведущих представителей аргентинского рока.