Кадиш Познань тоже пытался отвести беду. И теперь он прошел по коридору в ванную комнату. Заперся изнутри, сел, не зажигая света, на пол, руку положил на край ванны, голову на руку. Пальцы его бродили по шершавой эмали. В ноздри пахнуло гарью, и Кадиш ясно представил: вот тут ванна почернела, там на потолке облупилась краска, там плитки кафеля потемнели от сажи. А на оконце, что выходит в вентиляционную шахту, стекла заплыли темным жиром, а обои у их краев пошли пузырями и покоробились.
Кадиш Познань сжег книги сына в ванной. Но сжег далеко не все, что представляли опасность.
Глава восемнадцатая
Позвякивая ключами, с сумочкой через плечо, но уже не улыбаясь, Лилиан вошла в квартиру. Поставила посреди комнаты на пол портфель, позвала Пато. Она была довольна: сын дома, ей повысили зарплату, вечер провела в ресторане – все радовало.
Лилиан проверила обе спальни, кухню – там на столе, как обычно, лежал ломтик лимона. Может, они вдвоем вышли в любимый дворик Кадиша покурить и теперь стоят там, притопывая ногами на холоде? Лилиан вышла на выходящий во двор балкончик, перегнулась через перила, окликнула своих мужчин. Никто не отозвался, только тугая на ухо госпожа Ордоньес, сказав «привет, дорогая», пригласила ее на чашку чая.
Кадиш лежал на боку, прижав колени к груди. Рука его шарила по краю ванны, ощупывая выщербленную эмаль. Он никак не мог уяснить, что же произошло. Все случилось так быстро, собственно, мигом, а переварить предстояло многое.
Что они могли сказать его сыну? «Отрежем тебе член, запихнем в глотку, и так тебя и найдут». Или «отрежем тебе язык, партизан, и засунем твоему отцу в глотку», «отрежем член твоему отцу и воткнем тебе в задницу». За свою жизнь какой только хрени он не наслушался! И всегда все замешано на сексе. Скажи они такое ему, он бы им выложил: «Прошу прощения, а без этого никак нельзя? Работа, что ли, у вас такая?»
Кадиш не помнил, кто из них говорил. Тот, кто в ветровке, или тот, кто в элегантном сером костюме? Впрочем, было и что-то приятное. Надо не забыть – будет чем поделиться с женой. У Пато характер крутой, но тут он такой был славный. Уходя, сказал: «Отцы – они отцы навсегда. А сыновья – навсегда сыновья». Кадиш повторил это вслух. Вдруг Лилиан понравится, хотя как знать.
Лилиан колотила в дверь кулаками, разбивала их в кровь, орала – открой дверь! Но Кадиш ее не слышал. В другое время, в другой Аргентине на такой шум-гам, как пить дать, один сосед прибежал бы на помощь, а другой пошел бы жаловаться. Кто-нибудь стал бы колотить в общую стену, госпожа Ордоньес стала бы тыкать в потолок шваброй, в общем, атаковали бы со всех сторон, и в конце концов явилась бы и полиция. А теперь полицию не зовут: ведь все беды – от нее!
И люди, услышав шум, на шум не реагировали. Продолжали заниматься чем занимались, а глаза опускали. И все чаще говорили себе: не мое это дело. И как бы громко ни шумели, соседи ничего не слышали.
Лилиан опустилась на четвереньки, прижалась ртом к щели под дверью в ванную. В панике звала Пато. Потом, понизив голос до шепота, позвала Кадиша.
И не просто позвала, добавила:
– Что ты натворил?
Вопрос Кадиш услышал. Взяв паузу, чтобы обдумать извилистый путь, который привел его к сегодняшним промахам, Кадиш приподнялся. Перевесил голову через прохладный край пустой ванны. И на вопрос Лилиан ответил:
– Я заперся не за той дверью.
Ничего более внятного он сказать не мог. Голос Кадиша, прозвучав в пустой ванне, рассеялся, усилился эмалевыми стенками, отразился от кафеля, заполнив комнату, просочился к Лилиан, и оттого казалось, что ответил ей не Кадиш, а сам дом. Слова «не за той дверью» донес еле ощутимый ток воздуха.
– Что? – переспросила Лилиан. – О чем ты?
– Я так и подумал, что это ты, – сказал Кадиш, встал, отпер дверь и медленно прошел мимо Лилиан. Она пошла за ним по коридору.
– Ты открыл то, что нельзя открывать, что я велела тебе не открывать…
– И закрыл то, что можно не закрывать.
– И что? – спросила Лилиан.
– Три книги, – ответил Кадиш. – Трех книг нет. Они забрали их – вместе с Пато.
– Боже правый.
В гостиной Кадиш указал на выемку на верхней полке.
– Где и искать, как не там. Из тех книг, что забрали, одна наверняка стояла там.
– Ты ума лишился, – сказала Лилиан. – И лишился сына.
– Да, – согласился Кадиш. – Еще и помог им. – Голос его дрогнул. – Дверь для них подержал.
Лилиан обхватила лицо Кадиша руками и, стараясь привлечь внимание безмозглого мужа, сдавила изо всех сил. Вонзилась ему в виски ногтями. Но Кадиш ничего не почувствовал, столько всего навалилось.