– Так пусть этот сон тебе приснится сейчас, – приказала Лилиан. – Пойди оденься, выкинь свою дурацкую шину – и едем с нами разговаривать с полицией.
– Я ничего не видел.
– Сказать, что ты видел? – спросила Лилиан. – Ты видел, как он рос. Ты знаешь его с детства.
– Я спал. Беспробудным сном. Ничего не слышал. Ничего не видел.
– Все кругом ослепли, – заметил Кадиш. Такого он не ожидал. – Когда все это кончится, трудно будет прозреть.
Качо поднялся – собрался уйти.
– Именно что все, – сказал он. – Не я один. Сейчас крепко спят все. – Он посмотрел на Лилиан, та отвела взгляд. – Простите.
– За что тебя прощать? – спросил Кадиш. И оттащил Качо к дивану. – Если, по-твоему, ехать с нами в полицию тебе незачем, оставайся здесь, карауль Пато.
– Но его же нет, – удивился Качо. И погладил руку в шине.
– Ну и что, тебе же легче. Что-то случится – позвонишь нам в полицию.
Качо был в отчаянии, голос его взлетел до фальцета:
– Не понимаю. Кого мне караулить, когда тут никого нет?
– Откуда ты знаешь? – спросила Лилиан. – Ты видел?
– Говорю тебе, я спал.
– Значит, можешь и пободрствовать. Не можешь – пожалуйста, приляг на диван. Почитай книжку, глядишь, и задремлешь.
Кадиш обернулся.
– Книги не трогай. Смотри телевизор.
– Вы не можете заставить меня остаться здесь. А если они вернутся? Если решат, что надо забрать и вас? Забирают целыми семьями. Сначала одного, потом остальных.
– Кто вернется? – спросил Кадиш.
– Не могу я остаться. – Качо осторожно поднялся. Кадиш не стал его удерживать. – Я не смог бы их остановить, даже если бы и видел.
– Это мы знаем, – сказал Кадиш. – Никто на это и не рассчитывал.
– К тому же ты трус, – добавила Лилиан.
– Трус, – подтвердил Качо, глаза у него стали узкие, как щелки, после чего он распахнул их во всю ширь и спросил Лилиан напрямик: – Но как им удалось провести парня мимо твоего крутого мужа? – А потом и Кадиша: – Как им удалось пройти мимо тебя?
– Иди домой, – сказала Лилиан. – Усложнять тебе жизнь, Качо, мы не станем. С тобой все ясно. Мы так и укажем в заявлении: Качо Барбиери ни при чем. Скажу полиции, что ты настоятельно попросил записать: засвидетельствовать тебе нечего.
– Я останусь, – сказал Качо. – Все нормально.
Качо сел. Кадиш высморкался.
Угроза Лилиан подействовала. Сколько раз он сам так угрожал, сколько раз ему угрожали за эти отягощенные долгами, стрессом и бездарными делами годы.
Со стены в коридоре, где висели семейные снимки, Лилиан сняла фотографию Пато. Надела куртку, передала куртку Кадишу.
– Посижу здесь, – сказал Качо. – Подожду, пока вы не вернетесь с сыном.
Много ли тщедушных парней работают в ночную смену? Много ли отцов обращаются за помощью к этим хилякам, обреченным на эту работу, потому что ни на что другое они не годны? Вот какая мысль осенила Кадиша, когда они вошли в полицейский участок в Онсе. Первая линия обороны любой коррумпированной и несостоятельной системы – это невежда, охраняющий дверь.
– Некомплект, – отрезал тощий, как жердь, полицейский по фамилии Рангель, когда Лилиан попросила пригласить кого-нибудь чином постарше. Она показала ему фотографию Пато, и он поклялся, что за весь вечер не зарегистрировал ни одного человека. – Две машины патрулируют город, две уехали на пожар, сержант куда-то отлучился по своим сержантским делам. Здесь никого нет, кроме нас троих.
Он посчитал и Кадиша с Лилиан – чудо какой вежливый молодой человек! А ведь мог сказать: здесь никого нет, кроме меня.
– Докажите, – сказал Кадиш, будто этот парень должен перед ними отчитываться.
– Мы ничего не доказываем, сэр. Не положено.
– Я ищу сына, – сказала Лилиан.
Видно было, что парень в полиции – новичок, опыта никакого. Рангель подтянул брюки, застегнул ремень потуже. Показал им пустые камеры, по просьбе Лилиан открыл кладовку со швабрами и метлами. Он даже позволил Лилиан заглянуть в кабинет сержанта, но перекрыл ей путь рукой, когда она попыталась заглянуть под сержантский стол.
– Под столом его нет. Я дежурю уже вторую смену подряд.
Он выпроводил Лилиан за стойку, туда, где ждали гражданские, а тут и сержант появился. Парень пересказал сержанту, что он пытался объяснить посетителям. Сержант провел рукой по помятому от ночного недосыпа лицу, взял у Лилиан фотографию в рамке и сказал:
– Что-нибудь более официальное. Фотография со стены – с этим мы не работаем. И с прозвищами не работаем. Пато – это для дома, мне нужно то, что написано в свидетельстве о рождении.
– Пабло, – сказал Кадиш. – Там написано Пабло Познань, но мы никогда его так не звали.