Министр девственный простак в политике, отец четырнадцати детей
Маргаретажена Министра и моя младшая сестра
Беата Юлленстедт престарелая вдова Нобелевского лауреата по литературе
Барбру Бюлиндучительница в серых и бежевых тонах, племянница Беаты
Магнусгубернатор, долговязый и тощий субъект
Сигнеего пухлая жена
КристерХаммарстрем профессор медицины и главный врач клиники
Стеллан Линденхудожник
Хюго Маттсонминистр юстиции, хозяин замечательного туалета
Ева Идбергяркая женщина в разводе, специалист по лечебной гимнастике
Бенни Петтерсонполицейский комиссар
Вильхельм Перссоншкольный учитель, адъюнкт, повествователь
Наконец-то на лестнице Дома правительства появился Министр.
На фоне выщербленных временем колонн, несущих на себе этот храм власти, он казался обманчиво молодым и неиспорченным.
Вот он двинулся вниз, сделал первый шаг к летней даче, птичьему щебету и быстрой череде зловещих убийств. Именно им на этот раз суждено было потрясти правительство и народ, придать особую остроту борьбе перед судьбоносными выборами и вознести тиражи вечерних газет до рекордных высот.
— Ты долго ждал? — крикнул он. — Премьеру вдруг приспичило прочитать текст моей речи к открытию выставки «От сохи и плуга» — ну той самой, сельскохозяйственной! Он сказал, что иначе не найдет у себя в Харпсунде ни минуты покоя. А где адъюнкт?
Слова были адресованы шоферу в форме, стоявшему по стойке «вольно» у борта черного, сияющего лаком, правительственного лимузина.
— Надо же! Я и не заметил! Он, как всегда, на заднем сиденье сидит и кемарит. А ну, выходи!
Несмотря на мои жалобные протесты, он выволок меня наружу и грубовато-панибратски, в своей типичной манере, обнял. Потом ловко и привычно при помощи специальной системы ремней пристегнулся к сиденью водителя, а на меня надел пузатые наколенники (они, кстати, испортили мне стрелку на брюках) и белый защитный шлем.
— Так-то будет лучше. Теперь — на волю, немного расслабимся! — и наш величественный экипаж влился в поток послеобеденного уличного движения.
Но я знал, что расслабиться, по крайней мере мне, в течение ближайшего часа не удастся. Ведь Министр принадлежит к той редкой породе людей, которые даже такую простую, как автомобильная поездка, вещь умудряются превратить в событие, о котором долго потом вспоминаешь, просыпаясь среди ночи в холодном поту.
Подготовительные манипуляции с пристяжной сбруей и защитными латами, как всегда, вызвали у меня панику. Когда же мы выехали на автостраду, Министр, явно с целью еще большего устрашения, предпринял кое-какие дополнительные действия. Скорость он особенно сильно не превышал, он просто опустил боковые стекла, отчего воздух стал врываться в салон с оглушительным, режущим барабанные перепонки свистом. Разговаривать теперь стало невозможно: чтобы тебя услышали, требовалось кричать во все горло. Сам Министр, согнувшись над рулевым колесом, изображал из себя человека, преодолевающего при ходьбе бурю. В придачу к шлему он надел на себя еще большие круглые очки-консервы, вроде тех, какие носили авиаторы в эпоху младенчества нашего века. Спидометр показывал не больше 100 километров в час, но грохот автострады, свист врывающегося ветра и устремленная вперед фигура человека в маске сдавливали грудь судорогой инстинктивного страха, я знал: с недозволенной, с непростительно недозволенной скоростью мы мчимся навстречу увечью или смерти.
В зеркальце заднего обзора я мельком уловил фигуру нашего шофера: он вцепился в ремень мертвой хваткой, а взгляд его выражал твердую решимость как можно скорее уйти со службы.
Шум удалось перекричать только тогда, когда мы, заметно снизив скорость, влились в череду машин на конечном участке автострады. Как всегда, я прежде всего сказал, что такое ребячество не пристало его высокому положению. Министр засмеялся:
— Плевал я на положение...
И он говорил правду.
Министр был предпринимателем, хотя никаких коммерческих дел никогда не предпринимал, он был политиком, хотя политических амбиций не имел, и он же был отцом четырнадцати детей, хотя детскостью своей превосходил их всех.