В этот миг в кабинет без предупреждения вошел премьер-министр.
Можно представить, как глубоко он был взволнован. Одна из влиятельных утренних газет поместила в тот день передовую с самыми наглыми личными нападками. Статья обвиняла его в раздувании инфляции и грабеже престарелых граждан страны. С той же полосы кричала иллюстрирующая передовую аллегорическая карикатура. Премьер был изображен на ней в виде кота, лакающего молоко из чашки, по канту которой бежала надпись: СБЕРЕЖЕНИЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ. (Всякий, кто знаком с изображением премьер-министра в виде кота, не может не признать, что оно его не украшает — складки в уголках рта придают морде животного выражение хитрости и какого-то хищного вероломства.) Облако зигзагообразной штриховки, выплывающее из носа кота, очевидно, намекало на довольное урчание животного. Но и этого мало. На заднем плане виднелась кошка: с кислой миной на морде она украдкой смахивала накопившуюся в уголке глаза слезу. Проницательный читатель легко угадывал в ней сходство с матерью премьера, которая тогда еще была жива. В довершение ко всему написал статью властитель дум того времени — многолетний лидер шведской социал-демократии, незадолго перед тем покинувший партийные ряды с шумным скандалом.
Понятно поэтому, как нуждался премьер-министр в сочувствии и поддержке. То, что он увидел, войдя в комнату, должно было обрадовать и утешить его.
А увидел он склонившегося над столом и терзавшего в пух и прах ненавистную карикатуру чиновника — сотрудника, который, как подумалось тогда премьеру, всегда казался ему необыкновенно симпатичным и компетентным. Лицо чиновника перекашивала гримаса неистового гнева. (Надо сказать, что физиономия Министра, когда он рвет что-нибудь, всегда приобретает особые натужные черты. В такие минуты он похож на человека, решившего голыми руками сокрушить телефонный справочник.) От переизбытка эмоций на глазах у начальника отдела выступили слезы. (От самой площади Норрмальмсторг в лицо ему хлестал дождь.)
Столь спонтанное проявление преданности способно растрогать даже самую деловую и сухую натуру.
Чувство тут же породило идею. Премьер воскликнул:
— Вы — член партии?
Начальник отдела, только теперь заметивший присутствие высокого начальства, ошалевши от неожиданности, просипел «нет».
— Тем лучше! — выкрикнул премьер-министр. — Лучше искренне сочувствующий нашим идеалам беспартийный, чем десяток виляющих хвостом подхалимов! Я отдам тебе министерство внутренних дел! Можешь называть меня запросто — Таге!
Впоследствии Министр не раз утверждал, что на этой стадии переговоров он энергично противился назначению, хотя скорее всего ему удалось выдавить из себя только пару бессвязных и путаных слов, каковые, вероятно, и были восприняты главой правительства как благодарное изъявление согласия занять предложенный пост.
Когда позже в тот же день новое назначение было обнародовано, поседевшие на службе газетчики заметались по редакционным комнатам с одним и тем же вопросом на устах: «Откуда, черт побери, взялся этот малый? Кто он?» На дерзость решился даже официальный правительственный орган, поместивший передовую, в которой говорилось о «тонкой оригинальности и смелости премьер-министра, сделавшего подобный выбор», а сам новоиспеченный министр описывался как «еще не написанная страница в истории нашей внутренней политики». Газета констатировала также, что «новые таланты восходят на наш политический небосклон с умопомрачительной быстротой».