— Я прыгать не буду, — заявила Лия, — это не эвакуация. Где здесь стоп — кран?
— Voila, — ответил проводник, — но это вам будет стоить двенадцать тысяч.
— Еще одна дача, — вздохнула Лия.
Первую ночь мы переночевали в Ницце, на «Promenades des Anglais», в «Негреско». Все остальные отели оказались занятыми — был разгар сезона.
— А этот почему свободен? — поинтересовалась Лия.
— Не все любят барокко, — соврал я.
Если бы мы ей сказали цену — она бы легла на пляже.
Номер был с лепным потолком, херувимами, в нем стояло пять бескрайних кроватей.
— Зачем нам столько царских постелей, когда мы все можем поместиться на одной, — заявила Лия. — Жаль, нет Нонико, и ему бы места хватило…Ляжем все вместе — и заплатим за одну.
Мы залезли все в одну. Но взяли за пять.
— Зачем тогда теснились, — спросила Лия, — я совсем не спала? По мне ползал Пума. Вы, наверное, тоже не сомкнули глаз.
— Мы немного прошлись, — заметил я, — а потом вздремнули на скамейке у моря. Была довольно теплая ночь.
— Тогда ложитесь, — приказала Лия. И она постелила каждому царскую кровать, и мы заказали завтрак в постель.
Боже, что это был за завтрак.
До сих пор я вспоминаю его. Под летящими херувимами, в лучах восхода, на фоне залива Ангелов мы пили пахучий кофе, запивали свежим апельсиновым соком, хрустели круасанами и мазали на них нормандское масло и прованский джем. И был покой, и прекрасный мир заглядывал к нам в окно.
— Если бы поехал Нонико, — сказала Лия, — здесь бы хватило и на него. Надо было подождать мальчика.
— Мы теряли неделю, — заметил я.
«Негреско» мы покинули ровно в полдень.
Когда мы притащились на вокзал со всеми нашими тюками, выяснилось, что поезда сегодня не ходят — была забастовка.
Первый должен был пойти в полночь. Естественно, без остановки в Эзе.
— Эвакуация! — сказала Лия.
Мы решили взять такси, но в одну машину никак не помещались, и пришлось взять две.
— Был бы Нонико… — начала Лия.
Мы помчались по горной дороге, вынырнуло море, махали пальмы, жаркий август обнимал нас.
— Они не могли бы сделать попрямее дороги, — заметила Лия, — кружится голова.
Мы летели вперед, врывались в туннели, выскакивали.
— Что‑то мы долго едем, — заволновалась Лия, — спроси, они останавливаются в Эзе?
Такси в Эзе остановилось, правда одно — в горном, наверху, а другое — в морском.
— Черт знает что, — чертыхалась Лия, — куда они завезли Катю с Пумой? Ребенку пора есть!
— Не волнуйтесь, мадам, — успокаивал таксист, — в верхнем Эзе лучший ресторан Франции «Горный козел».
— Пусть он скачет, этот козел, — ворчала Лия, — у меня полные сумки продуктов!
Вскоре на горной тропинке показались Катя с Пумой. Они тащили лодку.
— Чтоб она сгорела, — сказала Лия, — бросьте лодку! Бросьте ее к чертовой матери!
Я побежал наверх помочь им. Гора была выжжена лесным пожаром. Справа стояла обгорелая вилла с колоннами. Потолком служило небо, среди камней росла дикая трава. На почерневшей баллюстраде сидел ворон.
— Это хозяйка виллы, — объяснил мне Пума, — она не успела покинуть дом и превратилась в ворона. Она была аристократка.
— Бредни таксиста, — сказала Катя.
— Кар — рр… — прокаркал ворон.
— Спускайтесь, — неслось снизу, — что вы там торчите?! Уже двенадцатый час. Мне еще надо готовить котлеты!
Навьюченные, мы двинулись на поиски виллы «Рояль».
Солнце стояло в зените, искрилось море, пели цикады, шастали электрички — виллы не было.
Мы устали, сели на поваленное дерево, и Лия начала делать нам бутерброды. У нее всегда были силы.
Мы сидели на пинии, на фоне моря, в летнем пении птиц и ели булочки с сыром, колбасой, курицей.
— Не забудьте про яйца, — повторяла Лия, — у меня двенадцать яиц!
Затем Лия начала разливать напитки — кофе, чай, молоко, айс — ти — она знала, где что лежит и доставала, не глядя.
— Если ты ищещь сигареты, — сказала она, — в левом тапочке, в рюкзаке. Зажигалка в чайнике…
Так мы сидели, как Святое семейство на пути в Египет. Пума уснул, и Лия взяла его на руки — она его никому не доверяла.
Мы шатались и шатались, но никто не знал виллы по имени «Рояль».
Наконец мы встретили старика с удочкой.
— Вот она, — сказал он, — вы прямо над ней. Видите крышу?
Крышу мы видели, но подойти не могли — вилла стояла внизу, и никакая дорожка к ней не вела.
— Прыгать я не буду! — предупредила Лия.
— Зачем прыгать? — спросил рыболов. — В ста метрах туннель. Спускайтесь — и прямо доберетесь.
Мы пошли туннелем. Он был темный, гулкий, сверху капало.
Наконец мы вышли, прямо на гальку, к морю, и глазам нашим предстала вилла.
Это была лачуга, хижина из досок, с соломенной крышей, под которой было выведено «Вилла РОЯЛЬ».
Она была без оконных рам и стекол, и ее раскачивало, как шхуну в море.
— Это дача? — спросила Лия. — Это баржа! Я на барже жить не буду!
Я не переношу качки. У папы моего было три баржи, но я никогда не поднималась на борт ни одной из них! Даже когда их вытаскивали на берег.
— Подожди, — сказал я, — возможно, внутри хорошо, уютно, как в кают — компании…
Мы хотели войти, но ключа под порогом не оказалось. Мы искали его на крыше, в траве, меж досок — всюду было пусто.
— Хозяйка мне трижды писала, что ключ под порогом, — повторял я.
— Зачем барже ключ? — наконец спросила Лия, — у папы было три баржи и ни одного ключа! Входите через окно, крышу, дверь! — она нажала на ручку, — вот, она открыта!
Мы вошли. На «вилле» было четыре комнаты — коморки. В каждой стояла циновка. В салоне — стол, три стула. Всюду лежали бумажки.
«— Не садиться!» — было написано на стульях. «- Не облокачиваться!» — на столе. На стиральной машине красовалось: «- Белье не стирать!» На циновках ничего не было, но когда мы легли — они провалились.
Я включил лампу — она тут же перегорела. «- Свет не включать!» — успел я прочесть под выключателем.
— Майн Гот, — сказала Лия, — у нас в Мозыре корова жила в лучшем хлеву. И мы с нее не брали ни копейки… Двенадцать тысяч!..
Снизу донеслись какие‑то возгласы и крики. Пума в патио обнаружил шланг и поливал из него посетителей ресторана «Вернись в Сорренто», который находился прямо под виллой.
— Arrêtez! — кричали посетители, — vous êtes fous ou quoi?!
Пума продолжал. Мы бросились к нему, вырвали шланг и попытались выключить воду. Кран крутился легко, но вода не выключалась.
В свете луны мы прочитали: «- Воду не отключать!»
А что с ней было делать? Мы не знали, куда направить шланг.
Он вырывался и продолжал поливать окружающих — уже в другой части ресторана, для некурящих.
— Pas possible! — вопили некурящие.
Вскоре прибежал хозяин — в белой сорочке, красном широком поясе, с него стекала вода.
— Мсье — дам, — произнес он, — только не включать телевизор!
Взрывается!
Затем он повернулся к шлангу.
— Та geule! — сказал он, и шланг заткнулся.
— Tenez! — хозяин протянул нам два счета — один за подмоченный «poisson», второй — за закрытие крана.
— Меня зовут Витторио, — представился он и скрылся в ресторане.
Оттуда вновь запел Марио Ланца.
«— Вернись, я все прощу!» — пел он.
Музыка играла всю ночь — Ланца, Карузо, неаполитанские песни.
Уснуть не мог никто. Окна зияли. Лия все ждала, что полетят камни или кто‑то залезет.
К пяти мы уснули…
И тут появились пляжники. Они шли в «Вернись в Сорренто», который утром работал как платный пляж.
Доносились смех, возгласы, разговоры, наконец, на Лию упала банановая кожура. Она долго изучала ее.
— У Пумы нет бананов, — наконец произнесла она, — я пошла в магазин.
— В такую рань? — спросил я.
— А что ребенок будет кушать? Вы спите, спите…
Она взяла поношенную сумку и потащилась через туннель.
Пума уже крутился возле шланга. Нажимал, дергал, тянул — струя не появлялась.