— Я хочу завтракать в отеле, где взрывали наших врагов, — сказал Шапольский.
— Послушай, внук террориста, — вскипел Гур, — я мирный человек, и у меня портятся продукты. Если хочешь — в моем доме гонялись за Бегином… И потом — завтрак в «Кинге» стоит как студия в Афуле.
— Цена меня не интересует, — напомнил Шапольский.
— В отличие от той квартиры с видом на Яффо, за завтрак надо будет платить, — заметил Гур.
— На завтрак у меня хватит, — признался Шапольский, — при условии, что оставшиеся две недели мы едим хурму.
Они сидели на террасе «Кинга Давида» и смотрели на Старый город. Он был бел и прозрачен.
Вон там Авраам вел Исаака на заклание, — объяснил Шапольский, — чуть правее, за мечетью, Каин убил Авеля, рядом, с той горы, пророк Магомет взлетел в небо.
— Шапольский, — остановил Гур, — каждый раз, когда ты приезжаешь на две недели, ты мне рассказываешь о Иерусалиме. Я здесь живу двадцать три года! И девятнадцать работаю экскурсоводом! К тому же ты все врешь — не там шел Авраам и не оттуда взлетал Магомет!
— Столько святых мест, — вздохнул Шапольский, — можно и перепутать. Ты живешь среди святынь. Куда ни ступи — тут святой сидел, там стоял, отсюда взлетал. Надо закрыть город, почистить и превратить в музей…
— Так, — закипая, протянул Гур, — та — ак…
— Тогда никто за него не будет драться, не будет умирать, — за музей не умирают.
— Ты все ищешь, куда сдать часы!.. Сейчас я тебя превращу в мумию, — пообещал Гур, — и выставлю в египетском зале… Я люблю камни этого города, его свет, воздух… Какого черта ты везешь сюда свои березки?!
— Сосну, — поправил Шапольский.
— Прошу сюда больше не завозить сосен! И не устраивать мне экскурсий! Мне нужно привести в порядок свои мысли — я хочу в пустыню! Поехали!
— Поехали, — согласился Шапольский, — но сначала за сосной.
Они начали рыскать в поисках приморской сосны. Им предлагали пальму, тополь, фигу.
— Фигу сажать не буду, — шумел Шапольский и требовал приморскую сосну.
Наконец Гур нашел ее.
— Это не приморская, — сообщил Шапольский.
— Слиха, — вскричал продавец, — самая чистая приморская! Итальянская пиния!
— Средиземноморская, — объяснил Шапольский, — а мне нужна прибалтийская.
— Тебе нужна прибалтийская, — Гур начал заводиться, — ему, видите ли, нужна прибалтийская! А у нас нет Балтийского моря! Три моря есть — а Балтийского нет!
— Фигу сажать не буду, — повторял в зашоре Шапольский, — буду сажать сосну. Прибалтийскую!
— Я тебя прибью этой сосной, — пообещал Гур.
— Ша, — вмешался продавец, — тише, ахицен паровоз, вам нужна прибалтийская — вам будет прибалтийская. Рехов Рут, 13, квартира 5…
Минут через двадцать они уже были там. Хозяин, типичный сефард, говорил, что он сам из Риги, но сосну не показывал — он рассказывал о ней. Оказалось, что ее получили путем прививок от сосны, которую посадил Олаф Второй.
— Что за Олаф Второй, — волновался Шапольский, — я не знаю даже Олафа Первого!
— Шведский король, — объяснил сефард из Риги, — вы не знаете шведского короля?! Если хотите, это сосна из королевской фамилии, это аристократическое дерево… Тысяча шекелей!
— Послушайте, — вмешался Гур, — вы не могли бы прежде, чем называть цену, показать вещь? Возможно, она стоит больше.
Сефард из Риги пошел в лоджию, долго там возился и кряхтел и наконец появился с королевской сосной. Она была действительно приморская, еще в целлофане, со штампом аэропорта…
— Ну, онемели?! — спросил сефард из Риги.
— Все, — сказал Шапольский, — сажаю фигу!
— Почему, — не понял Гур, — она не прибалтийская?
— Я хочу фигу!..
Через пару часов фиговое деревцо лежало в лоджии Гура.
— Завтра в пустыню, — шумел Гур, — по дороге посадим — и в Негев!
Выехать было решено в пять утра, чтобы увидеть восход. Шапольский даже настаивал на четырех.
— Неизвестно, сколько времени займет посадка, — говорил он.
Шапольский встал в десять. Гур — в одиннадцать. Они долго пили кофе и не спеша болтали — солнце уже все равно взошло. Светлый день играл за окном.
— Завтра встанем в три, — сказал Шапольский.
— Едем сегодня, — отрезал Гур.
Шапольский натянул белую рубаху, галстук, костюм, сунул в карманчик шелковый платок.
— Ты едешь дарить часы премьеру, — уточнил Гур, — или в пустыню?
— Сегодня суббота, — ответил Шапольский, — и потом поездка — торжественный акт.
— Беседер, — сказал Гур, — я спущу вещи, а ты закрой двери.
Он взял сумку и саженец.
— Нет — нет, саженец — я, — Шапольский забрал деревцо и положил его назад в лоджию.
Гур вышел. Шапольский стоял у раскрытого окна, выходившего в зелень, в простиранное белье, в теплый гам еврейской речи, и думал, что единственное время, когда он живет — это те две недели, на которые приезжает сюда. Затем он захлопнул дверь и спустился вниз. Гур подогнал машину.
— Давай фигу, — сказал он.
— Разве ты ее не взял? — удивился Шапольский.
— «Саженец — я», — передразнил Гур, — «саженец — я». Ты захлопнул дверь?
— Конечно.
— И оставил ключ с той стороны!.. Шапольский, сколько дней тебе
еще здесь осталось?
Он поднялся к соседям, на четвертый этаж.
— Слиха, — сказал Гур, — мне не попасть в квартиру. Вы не разрешите с вашего балкона спрыгнуть на мой?
— В шабат? — ужаснулись соседи. — Кто прыгает с балкона в шабат?
Гур попытался взломать двери. Вышел сосед по площадке.
— Слиха, кто взламывает двери в шабат?
— Мои двери, — ответил Гур, — когда хочу — тогда и взламываю!
Но взлом прекратил.
Конец саженца торчал с лоджии, и они решили его заарканить. Гур достал веревку, сделал кольцо, и они начали забрасывать лассо.
Они сбросили с лоджии все, что было возможно: старый ковер, банку с грибами, горшок с фикусом — фига не поддавалась.
Из синагоги возвращались старики, они были недовольны:
— Кто в субботу бросает лассо?! — возмущались они.
— Не слушай, — успокаивал Гур, — ерунда! В Торе нет ни слова о лассо.
Он позвонил слесарю — и вскоре тот притащился, одним движением открыл дверь и взял сто шекелей.
— Шабат, — понял Гур, — двойная цена. Хотя в Торе об этом ни слова…
Он вынес саженец, укрепил его на крыше машины — и они покатили.
«Фордик» летел по Иудейской пустыне. Похожие на верблюдов, стояли горы. Солнце было в зените.
— Ты умеешь сажать? — поинтересовался Гур.
— Что там уметь?! Если я могу написать песню, что мне стоит посадить какую‑то фигу?
Они проехали Кирьят — Арбу и вскоре остановились у небольшой рощицы. Шапольский вышел из машины.
— Где Авраам? — спросил он.
— Рядом, — Гур указал рукой в сторону Хеврона, — не более двух километров.
Шапольский почистил туфли, поправил платочек в кармане и торжественным шагом двинулся к рощице.
Гур взял фигу, лопату, лейку с водой и потащился за ним.
— Ботаник вонючий, — ворчал он.
Шапольский остановился.
— Здесь! — он величаво простер руку. — Дай лопату. — Он подтянул галстук. — Гур, ты можешь прочесть молитву, — это исторический момент!
— Если вспомню, — ответил Гур и начал что‑то шептать на иврите.
— Амен! — патетично произнес Шапольский, взял лопату, размахнулся и вонзил ее в свою ногу.
— Ай — ай — ай! — завопил он. — Где ты взял эту лопату?!
Несколько минут он прыгал вокруг саженца и орал. Это напоминало туземный ритуальный танец.
Потом он снял ботинки и долго тер ногу.
— Пишите песни, маэстро, — бросил Гур и посадил саженец. — На, полей, — он протянул Шапольскому лейку.
Шапольский полил ногу.
— Спасибо, теперь легче, — сказал он.
— П — преобразователь природы! — выругался Гур и полил саженец. — По коням!
Шапольский сел под фигу.