— Если б я знал, что ей нужен невинный, — заметил Зусман, — я б им остался.
Зусману было к пятидесяти.
Все стали ждать, что же произойдёт. Свет в каморке не гас.
— Ну, что там? Что там? — доносилось отовсюду.
— Пока сидят, — комментировал Нолик, — вот, полез под кровать.
— За «рислингом», — закивали головами, — за «рислингом».
Напряжение нарастало.
Через толпу, расталкивая всех, пробивалась маленькая женщина в синей кофте.
— Пропустите, пропустите, — говорила она, — я приехала из Риги, на электричке, я — Сима Соломоновна.
Это была мать Зовши, она шла прямо и гордо, на глазах её были слёзы радости.
— Неужели я доживу до дня, когда мой Михель женится, — повторяла она, — неужели?!
— Похоже, доживёте, — успокаивал Люсик, — сейчас уже похоже.
Сильные руки подняли Симу Соломоновну над толпой и понесли к окну.
— Мой Михель, — она вытерла слёзы, — май таэре.
У Симы Соломоновны было две мечты — чтоб сгорела Советская власть, и чтоб женился её Михель.
И ни одна не сбывалась.
На власть она уже махнула рукой, и вот — вот собиралась махнуть рукой и на Михеля — и вдруг звонок:
— Сима, Михель оставил ключ себе!
Звонили весь день, и Сима Соломоновна поняла — здесь замешана женщина.
Cherchez la femme! — поняла Сима Соломоновна.
Она пошла в синагогу и долго просила Бога, чтоб Он дал Михелю хорошую девушку. И, похоже, Бог дал неплохую — она сейчас видела её в окне и была довольна, несмотря на половину латышской крови.
— Конечно, — говорила Сима Соломоновна, сидя высоко на руках, — лучше бы Бог дал ему еврейку, но спасибо и за это.
Толпа заволновалась.
— Разливает «Рислинг», — пронеслось по рядам.
— Только бы он не напился, — заволновалась Сима Соломоновна, — он совсем не умеет пить.
Но «Рислинг» никто и не собирался пить. Зовша раскрыл свою голубую тетрадочку — и начал читать.
— Наивный, — бросил Зяма, — он так думает её соблазнить.
— До свадьбы? — возмутилась Сима Соломоновна, — кто это соблазняет до свадьбы?!
Зовша читал. Ария смотрела на него широко открытыми глазами.
— Девочка моя! Как она на него смотрит, — Сима Соломоновна утёрла слезу, — как она смотрит на моего Михеле!
В толпе началось движение. Все хотели взглянуть, как Ария смотрит на Михеля, поскольку, как все знали, она вообще ни на кого не смотрела.
— Она смотрит на него, — сказал Зорик, — как я б смотрел на неё, будь мы один на один!
— Забудьте! — произнесла Сима Соломоновна, — она верна Михелю!
— После такого взгляда предстоит бурная ночь, — заметил Руц.
— До свадьбы?! — строго просила Сима Соломоновна.
— На меня так смотрели дважды, — сказал Залман, — и оба раза — моя мама.
— Идн, — патетически воскликнула Сима Соломоновна, — спасибо за добрые слова! Как хорошо, что вы собрались! Я вас сейчас всех приглашаю на свадьбу Михеля, чтоб потом не обзванивать!
— И где же свадьба? — донеслось с конца улицы.
— «Лидо», идн, «Лидо»! — прокричала Сима Соломоновна, — когда женится единственный сын — «Лидо»! Как вы думаете, что мне подарить девочке?
Вся Турайдас начала думать над свадебным подарком.
— Я бы подарил дачу в Булдури, — предложил Залман.
— Залман, — заметила Сима Соломоновна, — я не работаю в торговле. У меня нет левого товара.
— Ша, — попросил Залман, — ша, в этой толпе — не одни друзья. Не хотите дачу — дарите что хотите.
— Поездку в Сочи, — сказал Нолик.
— Что ей одной делать в Сочи? Там грузины… И потом, мы с Михелем дальше Дзинтари не ездим… Я ей подарю Тору, которая досталась мне от деда из Резекне.
— Тору из Резекне половине латышской крови с примесью итальянской?
— Да, вы правы. Тогда я ей подарю цепь с янтарём. Магендовид я сниму. 1200 грамм, вы представляете?!
— На её воздушную шею?! — спросил Зорик.
— Чем тяжелее золотая цепь, — заметила Сима Соломоновна, — тем легче её носить…
…Зовша читал. К пяти часам девочка уснула. «Министр» даже не заметил — он махал руками, тряс головой… Ария спала легко, откинув голову назад, обнажив тонкую шею.
Толпа орала.
— Зовша, — вопила толпа, — шампанское открыто! Надо его пить!
Зовша не пил — он читал.
К семи Ария проснулась. Она презрительно взглянула на Зовшу, томно зевнула и вышла вон!
Ария шла гордо, сквозь толпу, ни на кого не глядя, вышла к морю и растаяла в утреннем тумане.
Никто не проронил ни слова.
Потом вышел Зовша. «Министр любви» был печален.
— Вы ждёте ключ? — спросил Зовша, — он свободен.
Жизнь вновь потекла своим чередом. И вдруг начались пропажи.
Вначале пропала тетрадь. Зовша бегал, как полоумный, но нигде её не находил.
Потом пропал Зовша.
Никто уже не стоял в конце улицы Турайдас и стало как‑то глухо, гулко, непривычно. Будто снесли любимый с детства памятник, мимо которого проходили каждый день.
На пляже только и говорили о нём:
— Что с Зовшей? Где Зовша?
Каморка была пуста. В Риге его не было. На мясокомбинате ничего не знали.
Вдруг оказалось, что взморье без Зовши — совсем не то взморье — песок стал грубым, вода ледяною, девочки — некрасивыми, и даже заядлые клейщики перестали клеить.
Вскоре выяснилось, что Зовшу взяли, на танцплощадке санатория «ГУЛАГ», прямо под той сосной, где он обычно стоял в ожидании дамского танго.
Когда его объявили, Зовша, как обычно, заволновался в ожидании богини. Но к нему подошёл парень и пригласил.
— Куда? — не понял Зовша. Он подумал, что в темноте его приняли за даму. — Я с мужчинами не танцую!
Тут подошёл другой парень и тоже настойчиво пригласил.
Зовша отнекивался, но парни, почти как жена офицера, приподняли его и отнесли в машину.
— Куда вы меня везёте, ребята? — спросил он.
— Закрой варежку! — сказал один из них.
Его привезли на улицу Ленина, в мраморное здание госбезопасности, и втолкнули в дубовый кабинет.
Единственное, что он увидел — свою синюю тетрадку. Затем в глаза направили ослепительный свет, и он не мог разобрать, кто был в кабинете.
— Вы тут пытались всё зашифровать, — донеслось из темноты, — но мы разгадали! Кто такой «бледнолицый еврей с Северного моря»?!
— Он перед вами, — ответил Зовша, — взгляните — бледный, живу на Балтике, если не считать тех трёх лет, что мы с мамой провели в Сибири. Но не мне вам об этом рассказывать…
В темноте молчали.
— То есть вы признаёте, — вдруг сказал другой голос, — что на протяжении многих лет ваша квартира на взморье служила местом тайных встреч?
— Конечно, — согласился Зовша, — последние шесть лет.
— Агенты каких стран встречались?! — грубо спросили из темноты.
— Да какие там агенты, товарищ полковник, — сказал Зовша.
— Я — капитан, — поправили его.
— Простите, я не вижу. Товарищ капитан, какие там агенты — любовные приключения…
— Бросьте! Откуда они были?..
— Я знаю — Ленинград, Москва…
— Меня интересуют империалистические державы! Конкретнее — кто такая «брюнетка»?!
— Какая брюнетка?!
— «Брюнетку клей утром», — зачитал капитан.
— А, а, брюнетка, — понял Зовша, — собирательный образ…
— Перестаньте вилять, — перебили из темноты, — имя, фамилия, на кого работала!
— Товарищ капитан, — взмолился Зовша, — мой образ брюнетки — это результат долгих наблюдений над сотнями, может, тысячами женщин.
— Не юлите! — бросили из темноты, — у вас явно написано: «Брюнетку клей утром.» В единственном числе! Израильская шпионка?!!
— Почему, — спросил Зовша, — почему когда говорят брюнетка — обязательно еврейка? И среди латышек есть брюнетки. Или я вот: светлый — а еврей!
— Молчать! — приказал голос, — кто такая блондинка?! Тоже собирательный образ?
— Д — да!
— И «шатенка»?! «С шатенкой пробуй в воде!» Что пробовать?