Все же добрел вместе с дядькой до дверей отдела кадров и, оробев, замялся у порога. Инженер тем временем уверенно проследовал в кабинет. Я стал раздумывать, не повернуть ли оглобли назад, но тут дверь резко распахнулась, и мой спутник вышел из кабинета.
— Ну как, приняли? — бросился я к нему.
Он с досадой махнул рукой и вышел вон. Я же остался стоять каменным изваянием, не зная, на что решиться. Дверь то и дело открывалась, люди входили и выходили…
— А вы что тут караулите? — спросил меня один из вышедших из кабинета.
— Ничего не караулю… Я тут… это самое… хотел на работу…
— Заходите! — Он почти за руку втащил меня в кабинет, сам прошел и уселся за стол. И тут я смекнул: это ж сам начальник по кадрам!
— Тэ-э-эк, значит, хотите поработать у нас?
Его мягкий, доброжелательный голос прозвучал обнадеживающе.
— Да, хотел бы…
— Хорошо, хорошо… Ну, а как у вас по части знакомства с сельхозработами? В деревне приходилось жить?
— А как же!
— Значит, кобылу от коровы отличить можете? Или там свеклу от репы, скажем?
Я, конечно, утвердительно киваю головой. А кадровик продолжает задавать какие-то странные вопросы.
— Вилы держать умеешь?
— Еще бы.
— Лопатой орудовать можешь?
— Само собой.
В конце концов кадровик вылез из-за стола и, широко улыбаясь, похлопал меня по плечу.
— Очень нужный для нас кадр! Будешь работать! Поздравляю!
Я чуть было не онемел от радости. Инженер уходит несолоно хлебавши, а меня, деревенского недотепу без какой-либо заводской специальности, встречают чуть ли не с объятиями! Чудеса!.. Но тут кадровик прервал мои мысли:
— Хорошенько подготовься, оденься соответственно, завтра же поедешь в колхоз на уборку свеклы…
На следующий день мы, то есть группа вновь набранных заводских рабочих, отправились на машине в путь. Вы поймете, что я почувствовал, когда наша машина свернула в сторону того самого колхоза, откуда я всего лишь вчера подался в ряды рабочего класса. И особенно когда, миновав родные поля и луга, мы подкатили к конторе правления, на крыльце которой стоял председатель и, уставясь на меня, ехидно повторял:
— Ну, ну, посмотрим, какой толк из тебя выйдет!
ПУГОВИЦА
Ох, и трудна же ядерная физика! Все какие-то электроны, протоны, нейтроны… Никак не лезет эта премудрость в голову Гульсары. Чувствует Гульсара, что погорит она на экзамене. Непременно погорит. Синим пламенем. Вез дыма.
«Нет, нет, нельзя погореть! Надо сдать экзамен во что бы то ни стало!» — думала студентка, занимая место в аудитории, где должна состояться последняя в этом семестре лекция по физике. Гульсара была полна решимости прослушать эту лекцию с особым вниманием. И вот уже профессор начинает говорить, а девушка устремляет в его сторону серьезный, пытливый, немного напряженный взгляд.
Взор Гульсары скользнул по костюму профессора. Обыкновенный черный костюм. Нет, не обыкновенный, а из хорошего, дорогого материала. Ничего не скажешь, великолепный материал! Но вот сам костюм?.. Покрой допотопный… Лацканы такие теперь не носят. Да и нижняя пуговица на пиджаке оторвалась. Надо бы жене профессора пришить новую. Не следит за мужем, неряха, не заботится о почтенном человеке! Да разве к лицу профессору показываться в костюме без пуговицы?! Это еще извинительно неженатому…
Впрочем, почему не быть ему и… гм… этаким пожилым холостяком? Ведь могла же его жена умереть… Нет, даже не умереть, зачем такие крайности? Просто профессор с ней развелся. Не сошлись характерами. Разве не бывает?
Холостой профессор… Но это же находка! С еще большей сосредоточенностью вглядывается Гульсара в профессора, подвергая его внешность строжайшему критическому разбору. Дядька, пожалуй, ничего себе! Вполне подходящий. Его можно даже назвать мужчиной средних лет. Правда, под глазами набралось порядочно морщин. Но зато сами глаза — цвета морской волны. Мужчины с такими глазами всегда пленяли воображение Гульсары.
К сожалению, у голубоглазого профессора не очень-то густая шевелюра. Когда во время прогулок Гульсара и профессор будут шагать рядом, люди, конечно, сразу же заметят этот недостаток. Тем более, что у самой Гульсары волосы пышные, волнистые и парикмахер над ними хорошо потрудился.
Итак, рядом шествуют пышноволосая молодая девушка и голубоглазый лысеющий профессор. Хотя позвольте!.. А почему бы профессору не обзавестись синтетическими волосами? Заказать парик — и все! Проблема решена: муж Гульсары — профессор ядерной физики — будет снабжен чудеснейшей синтетической шевелюрой.
Супруги станут не только разгуливать по улицам, но и еще чаще кататься на «Волге» (ведь профессоров без автомобилей вообще не бывает!). За рулем сидит муж Гульсары при синтетических волосах, а рядом она. Нет, наоборот: профессор рядом с женой, а «Волгу» ведет Гульсара. Все смотрят, все восхищаются: «Такая красавица, да еще и машину водить умеет!» Среди прохожих попадаются и голубоглазые парни. У одного такого парня вырвалось сочувственное восклицание: «А муж-то у красавицы староват!» Что правда, то правда: муж у нее и в самом деле не по возрасту. Однако это дело поправимое: можно развестись со старым физиком. И пусть суд вынесет решение о разделе имущества. Машину она сумеет оставить за собой.
Вот она уже развелась с физиком. Тихо катит красавица на отсуженной «Волге». Глаза у нее такие грустные, такие томные. Взгляды прохожих, как и прежде, прикованы к Гульсаре. «И в горе эта женщина не утратила своей прелести!» — доносится чей-то голос.
Но Гульсара не нуждается в сочувствии. Да и грустить ей, собственно, не о чем. Рядом с ней — голубоглазый парень. Оба они смеются над незадачливым профессором, который стоит у тротуара, дожидаясь, когда проедет «Волга». Синтетическую шевелюру профессор перестал носить и выглядит теперь стареньким, жалким. За собой, как видно, не следит: внешность у него далеко не парадная. Та нижняя пуговица на пиджаке, что была пришита Гульсарой, снова оторвалась. Вот каково мужчине без женского глаза и рук!..
Нить размышлений Гульсары грубо оборвал пронзительный звонок. Заканчивая лекцию, профессор потянулся за своими разложенными на столе бумагами, а другой рукой застегнул на пиджаке пуговицу. Ту самую, нижнюю.
Студентка не верила своим глазам. Пуговица-то на месте! Просто была не застегнута, и только. Из-за нее не пришлось Гульсаре прослушать хотя бы последнюю лекцию. Теперь погорит она на экзамене. Синим пламенем погорит. Без дыма.
КОГДА ЖЕ ЯВИТСЯ САТИРИК?
Юный сатирик смело взялся за перо и, заострив сердце мужеством, написал эпиграмму на довольно известного писателя. В редакции приняли ее с удовольствием и от души посмеялись.
— Ну и здорово же поддел!
— Великолепно уязвил, молодчина!
— Давно бы так-то!
Победно прошествовав по всем редакционным кабинетам, эпиграмма вновь улеглась на столе литначальника.
Обретший уверенность после столь нежданного успеха, автор осмелился спросить:
— Выходит, опубликуете?
Литначальство посмотрело на сатирика с нескрываемым сожалением.
— Должен тебе заметить, молодой человек, между эпиграммой, что переходит из уст в уста в кулуарах, и той, что бывает пригодна для публичной огласки, дистанция огромного размера. Газету читают тысячи людей. Мы не имеем ни малейшего права грубым словом шельмовать видного писателя и тем самым подрывать его авторитет перед широкими читательскими массами. В данном случае нужно быть крайне осторожным. Чуть перегнешь палку — боже сохрани! — она и сломаться может. А впоследствии на чью голову обрушатся оба конца этой самой палки? Вот на эту! — Литначальство грозно шлепнуло по собственной лысине. — И пойдут тогда, я тебе скажу, звонки со всех концов, нездоровые намеки вплоть до угроз привлечь автора вместе со мной к строгой ответственности. Все это известно нам до самых тонкостей… В общем, лучше пересмотри-ка заново свою эпиграмму. Не надо так грубо, смягчи-ка ты свой удар, смягчи, Не будет никакого вреда, ежели между строками твоего шедевра будет прорываться доброжелательная улыбка. Коли тебе так уж хочется ущипнуть его, сделай это не слишком чувствительно…