– Вам что, больше заняться нечем, как пальцы глодать?
Все трое дружно закивали головами, а Минька даже заныл:
– Мы есть хотим, Викусечка.
Девушка весело рассмеялась и воскликнула:
– Подождите двадцать минут, сейчас я вас накормлю, голодные вы мои. У меня есть кое-какие вчерашние заготовки.
Однако, первым она всё же накормила Филимона, чтобы тот не выписывал восьмёрки вокруг стройных ног девушки. Вика поставила на электрическую плиту самую громадную сковородку и включила фритюрницу. Через пятнадцать минут уже были готовы вкуснейшие котлеты из оленины и к ним картофель-фри. Ну, а чтобы хоть как-то разнообразить завтрак, Вика поджарила каждому по два яйца и открыла две большие банки с зелёным горошком. Из консервированного хлеба только что выпарился спирт и потому он был подан к столу горячим. Ещё к завтраку было подано топлёное молоко, которое Вика топила сама в большом пятилитровом термосе из восстановленного молока. В общем завтрак получился очень даже недурственный и главное обильным, ведь все, кроме девушки, минувшим вечером и ночью не только очень основательно потрудились, но и понесли большие потери крови. Зато капитан Денисов не смотря на это весьма ощутимо помолодел, что первой заметила Вика и тут же сказала:
– Ой, Сэм, тебе теперь не дать больше тридцати.
Капитан Денисов усмехнулся и шутливо ответил:
– Таких законов у нас в республике ещё не ввели, Вика. Максимальный срок наказания у нас пока что двадцать пять лет.
Капитан Батчер тут же откликнулся:
– А ты знаешь, камрад, было бы неплохо вернуться к старой практике и заменить смертную казнь пожизненным заключением, но чтобы всякие уроды сидели в одиночках не видя дневного света на одном только хлебе и воде, а такие целители, как ты, через каждые десять лет возвращали им молодость. Вот тогда бы они лет через пятьдесят поняли, какая страшная кара им уготовлена, провести в железном ящике целую вечность наедине со своими мыслями. Надо будет обсудить это с вашим президентом.
Семён удивлённо спросил:
– А он-то тут причём, капитан?
– Ну, как же, Сэм! – Воскликнул Джимми – Когда все преступники будут схвачены и изобличены телепатами, они ведь предстанут перед судом твоей страны!
В ответ на это капитан Денисов твёрдо сказал:
– Нет, капитан, их будет судить суд международного трибунала. Вы устроим для них второй процесс наподобие Нюрнбергского, только для этого будет выбрано какое-то другое место. Желательно то, в котором они любили бывать и где чувствовали себя на вершине мира и судить их, например в Лондоне, в королевском дворце. Оттуда их и нужно будет отправить на эшафот, помолодевшими и полными сил. Сажать таких в тюрьму, пусть даже пожизненно и в самую суровую, – значит наплевать на страдания тех миллиардов людей, которых они убили.
Джимми кивнул головой и согласился:
– Да, для кого-то знать, что эти твари всё ещё живы, будет самым настоящим мучением и я не исключение, Сэм.
Покончив с завтраком, капитан Денисов сказал:
– Так, Минька, я снова открываю для тебя своё сознание, так что будь добр, постарайся найти в моей голове те файлы, на которых записано всё, что касается биовибраций, а то вчера ты так топорно всё делал, что если бы я вовремя не очнулся, то точно врезал бы дуба. И вот что ещё, загляни в мои воспоминания о Ларисе, чтобы тебе всё стало ясно.
На этот раз Минька отнёсся ко всему тому, что происходило в подземном убежище в конце первого года его жизни, ещё тогда, когда был жив его биологический отец, а мать оправилась после беременности и ещё не начала травить себя лошадиными дозами пси-стратера и радиоактивным излучением. Игорь относился ко всему не только совершенно спокойно, но и одобрительно, поскольку прекрасно знал, что ждёт их обоих. Оба родителя Миньки убивали себя вполне сознательно и не могли поступить иначе, что он понял наконец в полной мере. После того, как он вслед за Семёном ощутил и почувствовал всё то, что тот делал с Викой, Джимми, им и наконец вчера с собой, он понял, как именно у него получалось запускать эту удивительную волну биовибраций, заставляющих клетки омолаживать себя и весь организм. Понял он и то, как соединить клеточную регенерацию с пирокинетическим нагревом живой ткани от температуры от температуры в минус сто девяносто шесть градусов, до температуры в тридцать шесть и шесть десятых градусов по Цельсию.
После этого, взяв образцы, они все вместе отправились в ту самую комнату в медицинском отсеке, где Минька припечатал к стене своего дядьку Семёна. О вчерашнем происшествии там уже ничто не напоминало. Капитан Денисов вставил чашки Петри, в которых лежали образцы биоматериалов, залитые перфлурброном, специальную установку, в которой Лариса когда-то мгновенно замораживала изготовленные ею дозы пси-стартера и через пару минут перед Минькой лёг на стол первый образец. На этот раз ему с первого же раза удалось разморозить его почти мгновенно. Когда он успешно справился с тридцать каким-то образцом, капитан Денисов усложнил задачу. Он взял двухсотграммовую стеклянную баночку из-под джема, налил в неё перфлурброн и утопил в нём самого здоровенного мыша. При этом серый усатый грызун, наевший себе хорошую ряшку на сытных хозяйских харчах, похоже вообще ничего не почувствовал, ну, разве что пару раз широко зевнул в момент утопления.
Банка с мышом была вложена в охлаждающий агрегат и пару секунд спустя серый грызун оказался вмороженным в голубоватую ледышку и в таком виде был поставлен перед Минькой. Тот набрал полную грудь воздуха, как будто собрался отогревать мыша собственным дыханием, включился и в следующее мгновение кухонный воришка был разморожен, а температура его тела была доведена до тридцати восьми и четырёх десятых градусов, то есть сделалась точно такой же, как и до замораживания, вот только грызун явно дал дуба и даже не шевелился в перфлурброне. Тут к спасению мыша подключился капитан Денисов и в каких-то три секунды вырвал его из холодных объятий смерти. Зверёк тут же зашевелил лапками и задвигал усиками. Семён, не прикасаясь к нему руками, телекинезом вытащил его из банки с перфлурброном, перевернул хвостом кверху и несколько раз энергично встряхнул.