– Сказала бы ты это Марлен. Очень уж она любопытна.
– Скажу, – пообещала Дамали с грустной улыбкой.
– Ладно, проехало. Тара – это уже история. Вот так я встретился с Хосе, и вот почему я, наверное, лучше других его понимаю. Долгая история. – Ковбой потер лицо руками. – Не хочется об этом говорить. – Он ухватился за рулевое колесо и зафиксировал внимание на морге. – Последнее, что я могу сказать: жизнь коротка, непредсказуема, а временами – хренова. Так что веселись, пока можешь, детка. Попробуй все, пока твой номер не вышел в тираж. Все, проповедь окончена. Пускаем по рядам кружку для пожертвований, дискуссия не предусмотрена.
– Спасибо, Ковбой.
Она положила руку ему на рукав, потом убрала. Ощущаемая в его организме боль вызвала слезы у нее на глазах, но она сморгнула их, сохраняя достоинство – свое и его. Оставалось только надеяться, что она передала через прикосновение ладони целительную эмпатию.
Он кивнул и отвернулся к зданию, а она стала рассматривать драгоценности в рукояти клинка. Ей нечего было больше сказать Ковбою, и понимающее молчание казалось сейчас лучшим выходом.
Семь камней. Марлен говорила, что каждый из них отвечает своему цвету уровня чакры – описанного в восточной философии невидимого энергетического поля, которое правит частью тела и духа, и каждый уровень имеет свой оттенок, переливающийся вдоль позвоночника человека, и так они помещены на рукоять, как выпуклости для хвата, идеально подходящие для ее руки. Три клинка, каждый с вытравленными символами Адринка, образовывали триединство, сходящееся к жалу острия. Предмет из легенд, и вот он принадлежит ей.
Треугольное лезвие прорезало в теле дыру, которая не могла закрыться. Сделанное из ватиканского и североамериканского серебра, с южноамериканским сплавом, слитым с догонской сталью родной земли, оно было закалено в самурайском горне, и части его обошли весь мир, переходя от истребительницы к истребительнице, пока не закончилось его создание. Так ей говорили. Клинок зачаровал ее, пока она его рассматривала, – предмет, создаваемый эпохой за эпохой, религией за религией, и каждая культура была в нем представлена – так говорили. Ранний подарок на день рождения, согласно Марлен, когда планеты сойдутся. Что это могло значить? Но она была рада, что Ковбой его стащил и догадался принести с собой. "Мадам Изида" – это то, что может сделать работу.
Однако ее беспокоил факт, что клинок был "одолжен" у Марлен. Она попыталась утихомирить совесть с помощью слова "освобожден" для описания поступка Ковбоя и своего соучастия. Дамали тихо засмеялась про себя. Марлен будет метать молнии. И вообще, где она могла раздобыть такой клинок? Много вопросов, мало ответов... и кто эти чертовы Рыцари Тамплиеры?
– Может, тебе не стоило его брать, хотя я и нудила насчет того, чтобы его попробовать, – сказала она, не отрывая глаз от ветрового стекла. Слишком много мыслей боролось у нее в голове за первенство. – Марлен говорила, что еще не время.
– Знаешь, – засмеялся Ковбой, – если бы Марлен не хотела, чтобы я тебе его пока давал, она бы остановила меня. Мимо нее ничего не проходит. Она все держит в руках.
Дамали улыбнулась:
– А что она сказала?
– Пожелала быть осторожными, как она всегда говорит, и приятно провести время. Потом она вздохнула и вышла.
Дамали снова затихла, на миг задумавшись над словами Ковбоя.
– А Шабазз чего-нибудь говорил?
– Нет, он, как все мы, знает, что рано или поздно время настанет.
Теперь она взглянула на Ковбоя:
– Что это за разговоры о времени? С тех пор, как начался парад планет, вся группа говорит загадками и действует странно. У меня такое чувство, будто есть какая-то тайна, о которой мне не говорят. Мне это не нравится.
– А ты не спрашивала Марлен? – Ковбой смотрел на горизонт, улыбаясь ласковее.
– Спрашивала. Она только сказала, что я узнаю, когда буду готова.
– Как любая мамочка. – Ковбой усмехнулся и прислонился головой к рулю. – Не мое дело. И не моя сильная сторона уж точно. Спроси Шабазза насчет согласия планет.
Дамали услышала собственный смех – ее позабавило, как товарищ по команде ежится под ее вопросами.
– Ковбой, кончай морочить мне голову. Из всех, кого я знаю, ты самый прямолинейный. Не проходит дня, чтобы ты что-нибудь не ляпнул, и твой стиль – говорить в лоб. Выкладывай.
Он засмеялся, откинулся на спинку и покачал головой.
– Вся эта тема насчет истребительниц – не для меня. Map позволила тебе взять меч, потому что ты так его хотела, что готова была стащить. Она вышла из комнаты, улыбаясь. Вот и все, что я готов сказать. Оставь тему.
– Все мы как-то странно поступаем, – прошептала она уже без прежнего благодушия. – Будто что-то меняется в самой команде. Усиливается, не знаю что... но по-другому, и вся динамика меняется. Даже музыка стала крепче, и публики на представлениях больше. Черт, я даже чувствую себя иначе и не могу объяснить. Все мне действует на нервы.
– Жокей, – сказал наконец Ковбой, и Дамали снова на него посмотрела. – Что там случилось в клубе? Я знаю, мы все переживали из-за Хосе, и эта кладбищенская смена не случилась, но ты вроде бы не была ни сосредоточенна, ни обеспокоена. Как вот насчет Карлоса.
– Тут мало есть что рассказывать, Ковбой. – Она отвела глаза и посмотрела в окно, выискивая на местности малейшие признаки движения. – Солнце садится, надо быть повнимательней – как ты сам сказал, мы давно уже не выходили по двое.
Меньше всего она была готова обсуждать Карлоса или ту первобытную тягу, которая влекла ее к нему.
– Так Карлос источник или как?
– Нет. Он ничего не знает. И настроен добраться до тех, кто завалил его ребят. Он объект нападения, но вряд ли источник. Кто бы ни...
– Точнее сказать, что бы ни...
– Я пыталась ему это объяснить.
От ее слов Ковбой выпрямился, и взгляд Дамали на миг отвлекся от окна. На лице ее товарища отразилось нечто среднее между возмущением, заботой и слабым намеком на ревность. Забавно.
– Я нас не выдала. Я ему велела не снимать крест и помолиться, если его свалят. Точка.
– Уф, – с облегчением вздохнул Ковбой. – А я-то на миг испугался, что этот красавчик влез тебе в голову.
Она не ответила, глаза ее смотрели на здание.
– Здесь кишит полиция. Они ожидают вторжения в морг. Считают, что это какое-то ритуальное послание в традиции гангстерских войн. Помнишь, какие предположения строили в газетах, как комментировали полицейские? – Она подождала, пока Ковбой кивнул. – Де Хесус не обратится еще по крайней мере сорок восемь часов, раз умер сегодня утром... а вампиры не встают до третьего заката.
– Так что мы тогда здесь делаем?
– Честно говоря, не знаю. Надо вернуться и взять Большого Майка, а потом стоять на вахте вместе с ним.
Ковбой посмотрел на нее:
– Ты заметила, что последнее время не принимаешь четких решений?
– Фигня. Мы все развинтились – слишком много на нас обрушилось сразу. Я ошиблась в расчете времени обращения, но никто больше этого не заметил.
– Ладно, ладно, остынь. Это было просто наблюдение, Дамали. Можешь не так крепко сжимать рукоять.
– Не могу, – шепнула она, мотнув головой в сторону здания.
Руки у нее тут же покрылись гусиной кожей, по телу будто прошел электрический ток. В голове замелькали смазанные картинки, в висках забилась кровь. Язык покрылся металлическим налетом, зрение обострилось так, что можно было разглядеть песчинки на бетонных ступенях через улицу. Дамали дважды моргнула. Она слышала, как шуршат в деревьях птицы и как-то слишком громко стрекочут цикады. Что это...
Ковбой пристально посмотрел на нее.
– Дамали, в чем дело?
– Ты не чуешь, не ощущаешь на вкус?
Ковбой наклонился вперед, закрыл глаза и вдохнул.
– Сера. – Он открыл глаза и посмотрел на Дамали в упор. – Сестренка, ты это просекла раньше меня.
– Ага, – пробормотала она, крепче сжимая рукоять.
– Ты нас перерастаешь, – сказал он нежно и тихо. – Скоро тебе не нужны будут няньки.
На миг воцарилось теплое молчание.
– А что ты думаешь насчет этой серы, детка?