– Где Дэн? – спросила наконец Дамали. – Его на этот раз не стоит оставлять, думаю. Он не страж, и если сегодня будет заварушка, он сильно рискует.
– Вайнштейн ведет переговоры с владельцами клубов и договаривается о туре в Новый Орлеан, а потом мы его подхватим в Лос-Анджелесе. Чтобы остаться в живых, ему лучше сейчас держаться от всего этого подальше. Чем меньше он об этом будет знать, тем лучше, – тихо объяснила Марлен. – Дэниэл – отличный мужик, но он не страж и уж точно не истребитель. И ни хрена не умеет, кроме одного: менеджер он фантастический. Так пусть этим и занимается. Я ему сказала, что у меня есть другие аспекты управления командой, но глянцевой и гламурной стороной каждый хочет заниматься.
– Это да, – согласилась Дамали. – Беда в том, что он пришел на вечернее шоу. Обычно он, знаешь, только по телефонам днем работает. А сейчас слишком горячо, чтобы он с нами был в любое время, ночью – тем более.
– Знаю, – тихо ответила Марлен, глядя на дверь. – На этот раз он настоял. Хотел лично прочувствовать феномен Дамали, чтобы лучше продвигать ее на переговорах, – так он сказал. Я возражала и думала, что убедила его, и тут он появляется нежданно. Плохо это. Слишком опасно.
– Каждый, черт побери, лезет поближе к сцене, – сказал Шабазз, подавляя вздох. – Огни рампы, понимаешь. Знали бы они только...
– Когда вернемся в Лос-Анджелес, придется от него избавиться ради его же блага. Пусть наши гражданские дома сидят. Вычистим сегодня то, что там снаружи, потом пошлем лимузин за Дэном до того, как он поедет за нами. Мне придется снова самой заниматься рекламой, да и концертами, как я понимаю? А пока что мне надо придумать, что сказать Дэну. Дать ему щедрое выходное пособие. И водителя лимузина подставлять нельзя. – Марлен грустно усмехнулась и обратилась к Шабаззу: – Вроде опять тебе придется водить нашу машину.
– Нормально, – пожал плечами Шабазз. – Так даже лучше. Как в старые добрые времена.
Джей Эл медленно кивнул в знак согласия.
– Ага. А чего там Хосе и Ковбой так долго возятся? Пора выезжать. И нам железо понадобится.
– Они его не до конца разбирают, – сообщил Майк, по-южному растягивая слова.
– Сегодня – нет, – подтвердил Ковбой, входя следом за Хосе в тесную комнату.
Дамали не стала комментировать. На лице Майка Роберта было непроницаемое выражение игрока в покер, которое Дамали уже привыкла понимать. Он – слухач, интересно, услышал ли он что-нибудь в наэлектризованной атмосфере? Такую возможность она не упускала – глядя, как Большой Майк то и дело вдруг останавливается и наклоняет голову, как охотничий пес, к чему-то прислушивающийся, а потом возвращается к своей работе. Эта его нервозность не успокаивала. И действия Хосе и Ковбоя тоже не добавили хладнокровия, когда они вошли и остановились на миг, а потом бросились побыстрее паковать аппаратуру.
И снова Дамали оглядела комнату и вернулась взглядом к глазам Марлен Стоун. Выражение лица менеджера не изменилось: все то же плохо скрываемое напряжение, с той самой минуты, как они в этот клуб приехали. Марлен затянула бисерный хайратник, удерживающий длинные, до пояса, серебристо-серые косички, а потом взяла свою трость, кинув другую такую же в сторону Дамали.
Быстро подхватив резное черное дерево, Дамали ощутила новую волну адреналина. Лучше бы длинный клинок, "Мадам Изида", но и эта штука подойдет. Марлен обещала, что отдаст ей клинок, когда Дамали исполнится двадцать один, но непонятно, почему она поднимает такой шум из-за того, что Дамали взяла бы его на пару дней раньше. Нервничает Марлен.
Дамали подошла к барабанам, вложила себе в пояс три титановых анкера и по острой плоскости бубенцов в каждый из карманов кожаных штанов.
– А времени снять концертные шмотки не будет?
– Сама знаешь, – твердо ответила Марлен. – Шабазз, ты впереди. Лови вибрации, пока будем двигаться. Я сразу за тобой, рядом с Дамали – не упустить ни одного внезапного движения.
И снова они с Марлен переглянулись. На этот раз никто не уступил. Какого это черта Марлен решила выдать ей и ее группе диспозицию движения?
– Когда мы выступаем, решаю я. – Дамали оглядела комнату, свою команду, потом остановила взгляд на Марлен. – Всем ясно?
Марлен только кивнула и ответила напряженно и тихо:
– Если ты готова, то да.
– Да, я готова. Пока тебе это ясно?
– Вполне.
– Тогда ладно. Строимся как обычно. Все готовы?
Шабазз приоткрыл черную кожаную куртку, провел рукой по стиральной доске ребер под голубым шелком рубашки и показал девятимиллиметровый керамический "глок". Потом пошевелил пальцами золотую звездочку и полумесяц, болтающиеся на шее. Челюсти у него были решительно сжаты.
– Я готов всегда.
Марлен бросила на Шабазза свирепый взгляд – и все знали почему. Давно все согласились, что не должно быть никаких инцидентов, чтобы не возбуждать подозрения властей. Не так уж просто будет после нападения выбираться из Додж-сити, чтобы тебя не линчевали, и нехорошо, если в прессе напишут, что у одного из членов группы было спрятанное оружие.
Дамали улыбнулась. Она знала, что горячее носят с собой и Ковбой, и Шабазз. Ни один из них не чувствовал себя уютно с арбалетом. Ну ладно, человек должен делать то, что должен, и она это понимала. В следующий раз она контрабандой протащит свой клинок, как сейчас Шабазз – свой ствол.
– Керамика, – объяснил Шабазз. – Разбирается и едет в чемоданах Большого Майка вместе с так называемыми сценическими бомбами и прочим. Я почувствовал, что на этот раз мне Спящая Красавица понадобится. Пока она остается красавицей, остается и спящей. А керамику контроль в аэропортах не видит – что и хорошо. Аппаратура для спецэффектов – прикрытие стопудовое.
Ковбой с Шабаззом ткнули друг друга кулаками, а Майк едва слышно засмеялся. Хосе и Джей Эл кивнули в знак согласия. Бунт против правил Марлен набрал полную силу.
– Отнесем потом в компаунд, – сказала Марлен вполголоса. – Еще кто-нибудь прихватил с собой контрабанду, за которую полиция может нас прищучить – если мы до утра доживем?
Все покачали головами. Марлен облегченно вздохнула, закрыла глаза и тоже мотнула головой.
– Поехали. – Произнеся это слово, она тут же открыла глаза и добавила: – Если Дамали прикажет.
Если? Блин, мать его так... Марлен не знала слова "если". Она всегда была убеждена, уверена. "Если" – плохой признак.
Все замолчали в ожидании слова Дамали. А у нее под ложечкой свернулось ощущение ужаса при виде старейших членов "Воинов Света" в знакомой позе. Ей было положено вести их на возможный бой, но ей и полагалось делать так, чтобы среди ее людей не было потерь. Напряжение вилось по комнате нитями ощутимого статического заряда, пока группа ждала ее сигнала на выход.
Следы седины в темных косичках Шабазза и на висках светло-каштанового Ковбоя, зачесанного шипами, навели на мысль, долго ли еще эти воины смогут держать свою стражу. Марлен – пятидесятилетняя зараза, и ведет ее что-то, что Дамали вряд ли когда-нибудь поймет до конца. Да, Хосе и Джей Эл с нею всего десять лет и на столько же моложе главных членов команды, но сколько еще пройдет времени, пока они дрогнут или захотят настоящей жизни и бросят группу – как другие стражи, пытавшиеся это бросить и ставшие хуже чем мертвыми? Этих психов она любит. Это ее семья, как братики и мамочка. Блин. Никем из них она не может жертвовать.
Она глянула на янтарное лицо Хосе, на атлетическое, в стиле Джеки Чана точеное тело Джей Эл. Встряхнув головой, она подумала, почему такие классные ребята, как Шабазз и Большой Майк, так и не нашли покоя ни в чьих объятиях. Жизнь, которую они ведут, – это не жизнь. Деньги, слава – ничему этому они не могли по-настоящему, свободно, полностью радоваться. Рано или поздно они тоже погибнут, так или иначе. И ее работа как истребителя – следить, чтобы этого не случилось. Но что она может сделать, чтобы бесконечно защищать их, пока они охраняют ее? Чертова "уловка-22", как всегда говорит Ковбой.
Будто ощутив ее незаданный вопрос, Ковбой развернул к себе стул, поставил на него свой ковбойский сапог и заговорил, опираясь о колено: