Японцы охватывая широкой дугой русские корабли, дабы вынудить их вернуться в Порт-Артур, вели в этот момент довольно ленивый огонь по “Ретвизану”… Если беспристрастно разобраться во всем, что произошло на “Ретвизане” и не принимать во внимание рапорта, написанные после боя для самооправдания, а вять на веру более поздние воспоминания служивших на броненосце офицеров, то становится ясно, что после выхода из строя “Цесаревича” “Ретвизан” просто метался, как обезумевшая от страха лошадь, инстинктивно ища то направление, в котором можно было бы быстрей уйти от опасности”{157} .
Господин Бунич в своей монографии нигде не ссылается на источники, на основании которых пришел к таким поразительным выводам. А ведь многие его утверждения голословны и мягко говоря ошибочны. Если бы Щенснович хотел бы быстрее уйти от опасности, он не стал бы бросать свой корабль на японскую эскадру, а повернул бы в противоположную сторону: вот тогда бы ему ничего не угрожало, а японцы занялись расстрелом сбившихся в кучу и потерявших единое управление русских броненосцев.
“Ретвизан” отошел от эскадры не на 20, а как минимум на 30 кабельтовых (Буничу надо было внимательнее изучать схемы боя 28 июля). Повернув вправо, броненосец не шел на концевой корабль японской эскадры, а сразу лег на обратный курс – Щенснович наверняка не предполагал прорыва под кормой японской эскадры, так как это не позволяло состояние корабля: 27-го июля (т.е. за сутки до боя) в “Ретвизан”, стоявший в Западном бассейне Порт-Артура попало 7 японских 120-мм снарядов и один из них сделал в носовой части пробоину в 2 м² , через которую броненосец принял около 400 тонн воды. За ночь пробоину наскоро заделали, но негерметично – через неё продолжала поступать вода. В результате к началу боя “Ретвизан” не мог развить максимальный ход не только из-за принятой в носовые отсеки воды, но и из-за опасения, что не выдержит наспех заделанная пробоина и внутренние переборки.
Состояние броненосца было таково, что перед выходом эскадры в море контр-адмирал В.К. Витгефт разрешил Щенсновичу покинуть строй эскадры и возвращаться в Порт-Артур, если наспех заделанная пробоина даст сильную течь при эскадренном ходе. Во время боя в носовую часть корабля чуть выше ватерлинии попал тяжелый снаряд – на ходу через эту пробоину также поступала вода и в результате “Ретвизан” ещё больше осел носом, его скорость ещё больше упала, а поступление воды никак не удавалось прекратить. Идя на сближение с японской эскадрой, Щенснович осознавал, что в таком состоянии “Ретвизан” не мог рассчитывать на прорыв – японцам не составило бы труда догнать тяжело поврежденный русский броненосец. Надеяться на американские котлы Щенснович не мог – как раз котлы Никлосса стоявшие на “Ретвизане” отличались крайней ненадежностью.
Когда “Ретвизан” бросился на японскую эскадру, на нем, по японским данным сосредоточили огонь: броненосцы “Микаса”, “Асахи”, броненосный крейсер “Кассуга” и, возможно, броненосцы “Сикисима” и “Фудзи”{158} . О каком ленивом огне японцев по “Ретвизану” говорит г-н Бунич, если корабль принял на себя сосредоточенный огонь фактически всего 1-го боевого отряда японского флота. Когда Щенснович приказал ложиться на обратный курс, все русские броненосцы уже двигались на NNV (т.е. удалялись от японской эскадры){159} и было ясно, что “Ретвизану” никто не окажет поддержки.
Не должно вызывать недоверие и утверждение, что Щенснович намеревался таранить “Микасу”: в то время крупнейшими военно-морскими теоретиками считался возможным при благоприятных условиях таран вражеского корабля. Недаром во всех флотах мира все крупные корабли оснащались таранами. В критический момент боя “Ретвизан ” бросился на врага, чтобы дать время эскадре восстановить строй. Флаг-офицер лейтенант Кедров, составлявший схемы боя 28 июля дал по- военному краткую и четкую оценку действиям Щенсновича: “Броненосец “Ретвизан”, задержав неприятельскую броненосную эскадру, полным ходом присоединился к нашей эскадре”{160} .
Итак, своими действиями “Ретвизан” заставил японцев отказаться от активных действий и в самый опасный момент боя принял на себя сосредоточенный огонь нескольких сильнейших японских кораблей – этот вывод несомненен и пересмотру временем не подлежит.
Когда русские броненосцы после неудачного боя повернули к Порт-Артуру, лейтенант А.С. Максимов с мостика объявил своим офицерам и команде: «Броненосцы наши пошли опять в Артурский бассейн и больше оттуда уже не выйдут, попробуем взять курс туда, куда скрылись японские броненосцы; если их найдем, атакуем их ночью, если не найдем, пойдем во Владивосток, как приказано»{161} . В то время к «Бесшумному» подошли «Бесстрашный», «Беспощадный» и «Бурный». Максимов передал им то же самое, что сказал своей команде. Все миноносцы выразили готовность следовать за ним, кроме «Бурного», у которого было недостаточно угля, и он просил разрешения идти за углем в Циндао.
«Бесшумный», «Беспощадный» и «Бесстрашный» пошли по направлению к скрывающимся в темноте японским броненосцам, однако наступившая темнота не позволила им обнаружить быстро уходящие японские корабли. Около 9 часов вечера с «Бесшумного» заметили три японских миноносца. Максимов пошел на них с намерением таранить среднего, но этот маневр не удался. Тогда он отдал приказ выстрелить торпедой, но офицер у аппарата не выстрелил, принимая японские миноносцы за свои. Момент был упущен и противники быстро потеряли друг друга в темноте{162} . При попытке таранить японские миноносцы «Бесшумный» потерял из виду и следовавшие за ним миноносцы «Беспощадный» и «Бесстрашный».
Около 4 часов утра «Бесшумный» обнаружил главные силы японского флота. До 8 часов утра его преследовала вся эскадра, а затем, до 8 часов 45 минут броненосный крейсер «Ниссин». Машины у «Бесшумного» были неисправны, он не мог развить скорость более 22 узлов, но, тем не менее, сумел оторваться от японцев и в 5 часов вечера пришел в Циндао{163} . На следующий день в Циндао пришли «Беспощадный» и «Бесстрашный». Все три миноносца были интернированы до конца военных действий{164} . «Бурный» до Циндао не дошел: в тумане он наскочил на камни у мыса Шантунг. Не имея невозможности снять миноносец с камней собственными силами, экипаж «Бурного», чтобы избежать захвата корабля противником, был вынужден взорвать свой корабль{165} .
Из четырех миноносцев, находившихся под командованием капитана 2-го ранга Елисеева, один «Грозовой», вместе с «Аскольдом», пришел в Шанхай, где был интернирован до конца военных действий, а три – «Властный», «Выносливый» и «Бойкий» – вернулись с основными силами эскадры в Порт-Артур.
В день выхода эскадры для прорыва во Владивосток в Чифу с донесениями ушел миноносец «Решительный». Командир «Решительного» лейтенант М.С. Рощаковский перед выходом в море указал на трудность исполнения этого поручения из-за повреждений машин, на что контр-адмирал И.К. Григорович ответил категорическим требованием выполнить приказ контр-адмирала В.К. Витгефта{166} . На прощание адмирал Григорович сказал командиру миноносца: «Если вам удастся доставить депеши, то это будет наибольшее, что можно ожидать от вас, а поэтому советую вам сразу разоружиться в Чифу»{167} , добавив, что возвращение в Порт-Артур только приведет к бесполезной и неминуемой гибели миноносца. Уже на половине пути механик миноносца доложил, что левая машина стала стучать.
Придя в Чифу, М.С. Рощаковский собрал офицеров миноносца и предложил на обсуждение вопрос, не попытаться ли, несмотря на плохое состояние машин, отправиться в Цзинь-Тау (Циндао), пока еще темно. М.С. Рощаковский вспоминал: «Младший инженер-механик Кисляков заявил, что состояние машины и котлов, а также изнуренность машинной команды не позволяют и помыслить о дальнейшем плавании без ремонта и отдыха. Ремонт требовался по крайней мере пятидневный»{168} . В связи с этим Рощаковский вынужден был согласиться на разоружение миноносца.
Вечером 29 июля в Чифу прибыли гнавшиеся за «Решительным» японские миноносцы. В 4 часа утра на следующий день японские матросы с лейтенантом Тирошима взошли на «Решительный» и предложили его командиру немедленно выйти из гавани или сдаться. Так как русский миноносец был разоружен, то его командир ни одного из этих предложений не принял и приказал подготовить его к взрыву{169} .