========== ЧАСТЬ I. Глава 1. Две дороги ==========
От автора: любой путь от пункта А в пункт Б в условиях Средневековья требует определённой логики, поскольку при этом должен учитываться рельеф местности, погодные условия, транспортное средство и длина светового дня. Если нет моста через реку — ищи брод или путешествуй до ближайшего, гору или холм обходишь стороной, ночлег ищешь заранее и помнишь, что тебе в спину дышит еще толпа таких же путников, как ты. А еще и кушать где-то нужно, значит предприимчивые граждане должны поставить на дороге трактир и гостиницу. Карт нет. Местные расскажут только как добраться до соседней деревни или города. В общем, без затей.
Описания древних дорог существуют, но нужно перерыть массу литературы или архивов, чтобы понять, где именно шла нужная дорога. Поэтому в своём повествовании я больше буду опираться на логику и историю городов.
***
Дорога, ведущая на юг из империи [1] к землям Лангедока, была проложена с незапамятных времён. Кто-то говорил, что ее строили «римляне», когда владели этими землями, другие утверждали, что «сам Домициан», правда, затруднялись ответить, кто это такой. Паломники утверждали, что дорога сама появилась за одну ночь по велению Господа Иисуса Христа, чтобы люди могли достичь далёкой Компостеллы и очиститься, поклонившись месту упокоения святого Якова [2].
В любом случае, огромные камни, истёртые до блеска тысячами ног и колёсами повозок, казались будто созданными еще с момента сотворения мира. Когда-то они лежали тесно пригнанные друг к другу, сейчас вокруг них зияли широкие щели, в которые порой могла провалиться ступня ребёнка, но путники продолжали держать этот ориентир, хотя многое вокруг превратилось уже в бесформенные груды камней, которые местные жители понемногу растаскивали для строительства своих домов. Поля расширялись, наделы дробились, семьи расселялись, захватывая всё новые пространства. Между этими новыми островками жизни завязывались связи, или какой-нибудь холм привлекал местного синьора настолько, что он решал построить именно на нём свой замок. Под защитой сильного хозяина сразу из маленькой деревеньки вырастал город — родовое гнездо должен был кто-то обслуживать.
Неизменными оставались лишь места переправ через широкие реки. Постройка моста «как у римлян» была дорогостоящей, занимала много времени и сил, и где сыщется такой благотворитель?
В одном конном переходе от Монпелье лежал Ним, а затем еще день нужно было потратить на путь до Авиньона по прямой, двигаясь на север или, свернув восточнее, — через Тараскон. Пеший путь растягивался на четыре-пять дней с остановками на полуденный отдых.
Однако, покинув Монпелье и Михаэлиса ранним утром, Джованни остановил лошадь под тенью полуразрушенной башни умирающего города Секстанция [3]. В давние времена это место было шумным и гостеприимным: здесь останавливались путники, устремлённые на юг, но с активным ростом Монпелье, порождённым двумя деревнями, стоящими друг против друга, Секстанция, будто старая дева, начала ветшать, поглядывая на проходящих сквозь пустые заколоченные окна. Брошенные дома разрушались, а количество жителей таяло с каждым годом.
Флорентиец привязал коня к кольцу у покосившейся двери таверны и в одиночестве присел за длинный стол, попросив хозяина налить кружку пива. Когда тот поставил перед ним требуемое, Джованни постарался натянуть капюшон плаща пониже на глаза, чтобы скрыть за тенью блеск своих невольных слёз, пересев так, чтобы упираться взглядом в сточенные временем камни стены таверны и не видеть улицы, по которой спешили по своим делам прохожие.
Это расставание давалось Джованни намного тяжелее, чем прошлое — в конце весны. Тогда он следовал своему пути в компании францисканцев, старающихся увлечь его разговором, и с нескрываемым интересом ждал исполнения своего будущего. Теперь же он будто хоронил свои надежды, возводя в своём сердце глухую стену, которая будет хранить лишь тепло последних поцелуев того, кто его искренне любит. А палач… вернётся обратно к своим горожанам, тюремным казематам, вкусным обедам, приготовленным влюблённой в него Раймундой. Будет целовать и обнимать на людях названную женой, играть с детьми их общего друга, улыбаться и легко обращаться со словами, будто жизнь его наполнена счастьем и умиротворением. Запрёт подаренную розу в железный ковчежец, где уже хранит свои тайны из прошлого, и никогда его рука не наполняется желанием открыть несложный замок.
Слёзы уже бесстыдно катились по жесткой щетине щек, плечи подрагивали с каждым разом, когда не хватало воздуха, а беззвучный крик топился в пенном и хмельном напитке.
Из оков черного страдания Джованни вывел неожиданный шум конских подков за его спиной. Какие-то всадники остановились позади него, двое спешились. Сил обернуться не было, Джованни лишь поднял голову и посмотрел, что хозяин таверны вышел на порог, ожидая того, что пожелают новые клиенты.
— Эй, хозяин! — уже по грубому звуку голоса и акценту было заметно, что остановившиеся всадники сами не местные. — Мы ищем одного человека. Он должен был проехать тут верхом с час назад. Римлянин со светлыми волосами. Не видел его? Он не останавливался?
Уже при слове «ищем» рука Джованни потянулась к внутреннему потайному карману в плаще, служившему еще и кошелем. При слове «видел» между пальцев флорентийца сверкнул золотой флорин, но зрелище это было предназначено лишь для хозяина таверны.
— Не видел, добрые люди, — он покачал головой, — у меня тут утром мало кто бывает, только соседи, — он махнул рукой в сторону своего единственного клиента. — А на улицу я не смотрю. Вы в следующем постоялом дворе спросите.
— А сколько ехать до него? — не унимался в своих расспросах спешившийся всадник.
Хозяин наморщил лоб, как бы пытаясь оценить расстояние:
— Если поспешите, то треть церковного часа до города Люнель-Вьель, там все останавливаются на отдых, кто из Монпелье утром выехал. «Приют рыбака» называется. Там уж точно все обо всём знают.
Благодарности в ответ он так и не дождался. Джованни осторожно повернул голову, скосил глаза на тех, кто сейчас, несомненно, его разыскивает. Воины, но явно не стражники из Агда. Один их них сдвинул колено, прилаживаясь к стремени, и обнажил полустёртое изображение креста на попоне. Такое же, но поменьше было вырезано на седле у другого.
«Бывшие тамплиеры. Люди Понче!» — пронеслось в мыслях Джованни, но страшно ему не было. Наоборот, появился какой-то азарт, смысл…
Ценная монета благополучно перекочевала в руки нового хозяина:
— Если господин будет столь же щедрым, я пошлю своего сына — он укажет другую дорогу, — возбуждённо проговорил трактирщик.
— Я буду столь же щедрым, — пообещал Джованни. — Мне нужно добраться в Авиньон. Эти рыцари скоро вернутся и опять будут искать меня по дороге или решат устроить засаду у моста Аброзия [4].
— Реку Видорль можно переплыть на лодке у Люнеля, — подсказал хозяин. — Лошадей там тоже перевозят. Мой сын проведет: окажетесь намного впереди и к вечеру будете в Нимаусе [5].
— А если не через Нимаус?
— Спросишь перевозчиков, как тебе добраться до города Поскьерес [6], а после него — на Сен-Жиль.
— Спасибо! — Джованни решил довериться своей судьбе. Когда-то Готье де Мезьер использовал своё положение и силу оружия, чтобы похитить флорентийца прямо в городе и вывезти его, но в городах обычно действовали свои законы, защищающие граждан. А вот захватить по дороге, принудить к покорности или связать, запихнув в повозку, и провезти тайно, как это уже проделали Раймунд с Брианом, было вполне осуществимо. Алонсо Понче он нужен живым, рассуждал Джованни, везти в Арагон своего пленника он не будет. Значит, уже подготовился, получив вести, что его тайное обвинение в содомии не сработало.
Теперь же в выигрыше был и сам Джованни — он мог обратиться к властям любого города и заявить, что его преследуют еретики. Доказательство — признание, сделанное инквизитору в Агде. Однако именно этот отрезок пути по старой дороге до самой переправы таил опасности — кроме города Люнель-Вьель путников встречали лишь хозяйства, разбросанные по холмам, и старые развалины.