— Но я должен передать эти бумаги в Марсель! — продолжал настаивать Джованни.
— Должен, — согласился брат Доминик, — но не торопись! Я напишу брату Михаилу, что мы сами подготовим для его все сведения и не в разрозненном состоянии. У нас в канцелярии есть один францисканец, Паоло из Брешии, пусть поможет тебе в переговорах с братьями из конвента. Возьмите себе еще и Петруццо из Анконы, от тоже кое-что смыслит в делах инквизиции.
Джованни обнял брата Доминика и прильнул к его плечу, мягкому и тёплому:
— Зачем ты это делаешь для меня, Ричард? — его губы как бы невзначай нежно провели по кромке ушной раковины брата Доминика, вызывая чуть слышный стон. Монах положил руки на его плечи и слегка отстранил от себя, вбирая синеву подёрнутых подступившими ночными сновидениями глаз.
— Я хочу, чтобы ты разглядел некий смысл в нахождении здесь, в Авиньоне, и не рвался мечтами никуда дальше, например, на свою родину. Разве не увлекательное занятие я для тебя придумал? — брат Доминик призывал к ответу и Джованни послушно кивнул, делая вид, что соглашается. — Так ты сможешь остаться со мной до весны.
Правда, готовая сорваться с губ, о том, что и он и не помышлял отправиться зимой во Флоренцию, так и осталась невысказанной. Джованни улыбнулся, поддерживая предложение Ричарда: так он сумеет стать ближе к Стефану, если того действительно содержат в застенках вместе с другими спиритуалами. А до Рождества у него еще достаточно будет времени, чтобы помочь Стефану оказаться на свободе!
— Я согласен, — уже вслух произнёс флорентиец. — Если всё будет как есть, то в этом и заключается мой интерес. Можно я потом напишу подробности о деле спиритуалов для отца инквизитора Бернарда из Тулузы, для его книги? — он восторженно взметнул ресницами, направляя на брата Доминика восхищенный и полный наивности взгляд.
— Потом можно, — важно согласился монах, удовлетворённый их разговором. — Пойдем же спать, Джованни, хоть я и рассчитываю сегодня на большее.
К радостям от «безгрешных» ласк Ричарда удалось достаточно быстро приучить. Они не требовали от Джованни ничего сверх меры: ни обнажаться, ни готовить себя к соитию. Хотя и бередили тоску по сильным рукам Михаэлиса, по его страстным поцелуям и ощущению присутствия его члена внутри. Иногда, больше в ночном и бессонном горячечном бреду, Джованни ловил себя на желании отправиться к Фине и вновь предложить себя любому незнакомцу, который будет брать его с силой до полного изнеможения. Тело хотело иного, но не с Ричардом, больше пугающимся физически вступить на путь греха, чем представлять его в грёзах.
— Ты можешь засунуть в меня палец? — жалобно спросил он как-то брата Доминика. Тот посмотрел с укоризной и отговорился постом. Расписание постных дней монах свято соблюдал, и даже не пытался притронуться к Джованни, цитируя часть своей лекции о воздержании.
Дела же в упорядочении документов, которые готовили для инквизиции в Марселе, неспешно продвигались. Сначала братия встретила Джованни, Паоло и Петруццо враждебно, подозревая в том, что их послали найти доказательства невиновности для смягчения приговора, но когда они растолковали, в чём суть дела, то первые две седмицы были потрачены на разбирательство слухов и сплетен. А последующая — на письма в францисканские конвенты, чтобы подтвердить эти измышления или опровергнуть.
Только тогда Джованни, одетому в францисканскую рясу, удалось пробраться в подземелья францисканского монастыря, похожие на те самые ямы, в которых содержали схваченных тамплиеров, но те были глубже. Францисканцы же не сильно утруждали себя, чтобы сделать их выше половины человеческого роста, приспособив для содержания своих бывших братьев неглубокие погреба, где хранили запасы пищи.
Джованни выбрал наугад пять имён, присовокупив к ним и имя Иоанна Тоста, и попросил предъявить ему заключенных. В самих заповедях веры спиритуалов, споривших до хрипоты о бедности, было заложено терпение любых лишений: голода, холода, насмешек от людей, боли, болезней. Сейчас же перед его глазами представали совершенно сломленные темнотой и скудным питанием люди, сидящие скученно в лужах из собственных нечистот. Многие из них надрывно кашляли и с трудом передвигались. Опытным глазом лекаря Джованни определил, что некоторые из них не переживут эту зиму, если условия содержания не будут изменены, а значит и список, что ляжет перед братом Михаилом Монахом, уже будет иным. Все смерти надёжно будут запечатаны молчанием братии конвента.
Это был Стефан, Джованни не ошибся. Их «фамильные» глаза на изможденном лице, покрытом смрадной грязью, было ни с чем не спутать. Молодость позволяла ему оставаться крепким в здоровье, но после Рождества его ждали другие лишения. Джованни еле сдерживал себя, чтобы не заплакать, скрывая лицо под надвинутым капюшоном, когда Стефана столкнули обратно в яму.
Джованни, хорошо знакомому с внутренней системой перемещения заключенных в городских тюрьмах, не составило труда придумать хитроумный план, сблизившись с помощником городского нотария, с которым уже давно завёл знакомство. Сначала по его прошению о неподобающем обращении с заключенными в францисканском конвенте, которые больны и умирают без покаяния, из Марселя пришло разрешение перевести часть из них к доминиканцам или в городскую тюрьму. Стефан оказался запертым в городе с еще пятнадцатью спиритуалами. Затем его отделили, переведя в камеру к тем, кого обвиняли в бродяжничестве или воровстве.
Близилось Рождество, и времени на убеждения Стефана, который должен был отказаться от веры спиритуалов, совсем не оставалось. Фиданзола в числе других родственников, которым разрешалось посещать заключенных в тюрьме, дважды возвращалась в слезах. С матерью Джованни встречался тайно в таверне, чтобы никто не мог донести до посторонних ушей о том, что Мональдески занимается какими-то тёмными и тайными делами. Новости передавались через Пьетро, устроившегося работать разносчиком хлеба: он сторожил выход Джованни из архиепископского дворца, затем пристраивался, предлагая купить у него свежие булки.
— Я не знаю, что делать, Джованни! — мать прятала опухшее от слёз и горя лицо в складках его одежды и тесно прижималась в поисках защиты. — Пожалуйста, поговори с ним ты. Может быть, тебя он послушает? Ведь он тебя считает причиной всех своих бед! Что ты тогда уехал из Флоренции и оставил его подчиняться воли Райнерия. И твои клиенты сравнивали его с тобой, плодя насмешки, от которых Стефану становилось ещё хуже!
Джованни кивал, соглашаясь с ней, охваченный стыдом и страхом, и не находил в себе сил направить свои стопы в сторону городской тюрьмы и взглянуть в глаза брату, чье счастливое детство, чистая душа и любящее сердце были загублены мнимой страстью к несчастному в своей судьбе Франческо делла Торре, смазливому синьору из Милана.
***
[1] 6 ноября 1317 г.
========== Глава 7. Брат Стефано ==========
Еще семь ступеней вниз, потом двадцать шагов по внутреннему двору, до толстой дверцы в воротах, обитой железом. «Как же тяжело даются сегодня эти шаги! Но медлить больше нельзя…» Сегодня ночью ему приснился Понций Роша. Бедный брат гулял по лугу и собирал дивные цветы, подол его короткой рясы будто парил над землёй, но вечно голые, покрытые темными волосами бледные икры были скрыты за толстой стеной свежих стеблей высокой травы.
Джованни подошел к нему, приветствуя и удивляясь тому, с каким умилением на лице Понций разглядывает каждый цветок. Он спросил францисканца: зачем тот это делает? И получил ответ:
— Милый Джованни, все мы душой, словно цветы в райском саду. Все вместе — даруем радость, когда Господь заглядывается на этот прекрасный луг. Каждый по отдельности — в сто крат красивее. И о добродетелях каждого хочется поведать. Однако времени на всё столь мало, что я хочу выбрать то лучшее, из чего сложить изысканный букет.