Мужчина заинтересовался, принялся расспрашивать подробнее. Рассказал, что служит одному богатому венецианцу, у которого денег куры не клюют, и он как раз жаловался на то, что в Марселе перевелись обученные шлюхи именно для таких утех.
Так, непринуждённо болтая, они добрались до дома Фины, которая их встретила на пороге. Луча с радостью сообщила своей хозяйке, что нашла ей клиента на следующую ночь, который мог бы хорошо заплатить за флорентийца. У мадам глаза даже почернели, когда в её руки перекочевал увесистый кошель, и незнакомец тихо объявил, что это только задаток, а большее госпожа Донати получит позднее, когда доставит шлюху в дом клиента — небольшой палаццо, стоящий прямо за портовыми складами на главной улице.
— Мой хозяин беспокоится о сохранности своей репутации, — объяснил новый клиент, — поэтому будет ждать с наступлением темноты и отпустит только на рассвете. Он очень богатый человек, — брови мужчины многозначительно взлетели вверх, будто в марсельском палаццо остановился не торговец, а как минимум герцог или принц.
Фина кивнула и обещала, что их сделка обязательно состоится. Когда она ушла, в ладонь Лучи перекочевали два ливра, а сама она получила обещание скорой встречи и небольшой прогулки в лодке. На прощание незнакомец поцеловал руку завороженной его обходительными манерами девушки и, извинившись за то, что ему нужно спешить к своему хозяину, исчез в толпе людей, проходящих по площади.
«Вот они какие, венецианцы!» — Луча еле перевела дух и еще крепче сжала в кулачке монеты. В её голове уже промелькнула сцена, как она, одетая в синее шерстяное платье и меховую накидку, подаренную венецианцем, плывёт в лодке вдоль берега, мужчина крепко обнимает её, прижимая к себе, а на носу судна сидит трубадур и, перебирая тонкие струны, поёт им вдохновенно балладу о любви прекрасного рыцаря к его даме сердца.
Вернувшись в дом, Луча честно доложилась Антуану и сидящему рядом с ним флорентийцу, что долго стучалась в двери, но соседи сказали, что господин Флотти уехал с семьёй по делам, комнаты никому не сдаёт и сейчас его дом пустует. О встрече с незнакомцем девушка умолчала, не придав ей значения в том деле, за которым Лучу послали.
Джованни удрученно вздохнул, кефаред развёл руками и предложил выпить, раз уж флорентиец отказывается сегодня возлечь с мавром.
— Только зря приехал! — воскликнул Джованни и поплёлся за Антуаном на кухню, но там их перехватила бдительная Фина.
— Я нашла клиента! — объявила она. — Всего один. Торги устраивать не будем. Я всё отменю.
— Милая, — елейно обратился ней кефаред, — если это не мавр, то дай нам выпить со старым другом!
— Ладно, — смилостивилась Фина, — только не надирайтесь до беспамятства. Джованни ночью работать, а ты его проводишь к клиенту. И не забудь потребовать деньги вперёд!
Джованни хотел было вставить, что готов сам заплатить Фине ливр, лишь бы его оставили в покое, но мадам резво покинула их общество, заявив, что хочет поспать, а Антуан уже протягивал кубок с вином и крякал от предвкушения удовольствия.
Их разговор тянулся медленно до самого заката, они даже успели вздремнуть вдвоём на кровати в каморке Антуана, которому всё было интересно узнать в подробностях, что произошло после того, как Джованни покинул Тур: куда делись брат Май и Змей, почему расстались с Михаэлисом, как именно обнимает брат Доминик и многое другое, красочное описание которого заняло весь день.
От количества выпитого Джованни слегка вело, и предстоящая встреча с клиентом уже не казалась чем-то страшным, постыдным и неправильным.
— Эти венецианцы, — громко рассуждал Антуан, сидя на табурете рядом с лоханью, в которой девушки купали Джованни, — сами не знают, чего хотят. У них самые быстрые корабли, куча золота в кошелях, расписные дворцы и жажда утончённых удовольствий, в которых они ничего не смыслят, но очень хотят получить.
Флорентиец расслабленно улыбался и хотел спать.
Когда они вышли из дома Фины, укрытые темными плащами с капюшонами, жители Марселя начинали смотреть первые сны. Антуан подсвечивал им путь фонарём. Спотыкаясь о камни мостовой и обходя видимые кучи лошадиного навоза, они добрели до указанного дома: трёхэтажного каменного здания с порталом, оформленным по типу двух римских колонн, с закрытыми ставнями, сквозь которые на втором этаже пробивался свет. Рядом с воротами на крюке висели две лампады, обозначая, что гостей тут ждут.
Дверь им открыл привратник довольно мрачного вида. Зал у входа был погружен в темноту, но внутренний дворик впереди был освещен. Антуан потребовал плату, но привратник бросил коротко:
— Входите! — и сразу закрыл дверь, отрезая путь обратно на улицу.
Джованни сделал несколько шагов вперёд и услышал за спиной сдавленный вздох. Лампада с грохотом выпала из рук Антуана, а сам он свалился на пол, получив удар по голове от привратника. Флорентиец не успел коснуться своего кинжала, как на него накинули сеть и повалили. Невидимые люди, натужно сопя, избивали его ногами, всё больше закручивая и запелёнывая прочными верёвками, не давая вздохнуть или защититься. Последнее, что осталось в меркнущем сознании Джованни: вновь открытая на улицу дверь, через которую двое людей выволакивали недвижимого Антуана, получившего свою порцию побоев.
***
Джованни очнулся в полной темноте и не сразу понял, что пришел в сознание.
«Фина, как ты могла?» Голова раскалывалась от боли, на глазах была плотная повязка, во рту — кляп, пропитанный слюной, руки сзади стянуты верёвкой и обвиты вокруг столба, жестко впивающегося в спину. Флорентиец сидел на чем-то твёрдом, расставив ноги в стороны. Тело чувствовало холод, боль и странное покачивание. Джованни испытал ужас, догадавшись, что находится на корабле, увозящем его в неизвестном направлении. Он слышал скрип вёсельных уключин, плеск воды, над ним, на верхней палубе разносились приглушенные голоса, а рядом кто-то стонал и всхлипывал во сне.
Он замычал, призывая к себе, забился в верёвках, врезающихся в его грудь и удерживающих тело, но не добился никакого отклика извне — плавание продолжалось, и никто не обращал на пленника внимания. Одновременно хотелось пить и опорожнить полный мочевой пузырь. Когда терпеть уже не было никаких сил, пришлось обмочить себя и обреченно признать худшее положение дел, на которое только можно было надеяться. Молитвы скоро закончились, и Джованни впал в состояние отрешенности, близкое к вязкому и тягучему сну.
Его разбудили голоса рядом и хлёсткие пощечины. Повязку сняли, и глаза ослепли от яркого света всего лишь двух тусклых лампад, болтавшихся на крюках в трюме в такт морской стихии.
Рядом стояли пятеро людей, один, склонившись, держал его за подбородок и заставлял смотреть прямо перед собой. Моряки были смуглыми, но не маврами, а христианами, привыкшими к солёному ветру и палящему солнцу. Тот, что был ближе всех, носил более дорогую одежду и перстни на пальцах, остальные были одеты попроще — в полотняные грязные камизы и короткие плащи, завернутые вокруг шеи и скрепленные шнурками.
— Очнулся, — то ли спросил, то ли сам себе ответил их главарь. И повернулся к своим подельникам: — Его приказано не трогать. Пусть смотрит.
В круг света выволокли истерзанное и полуголое тело какого-то несчастного с повязкой на глазах, приподняли ему голову, и Джованни узнал Стефана. Его зрачки расширились, он рванулся вперёд и лишь опять добился пронзительной боли от верёвок. Замычал, вкладывая всю свою ярость и ненависть к мучителям во взгляд. Но те, будто получили особый приказ терзать своего второго пленника на глазах его брата, легко поставили стонущего Стефана на четвереньки и окончательно разодрали остатки ветхой рубашки на теле.
Вся кожа на спине Стефана была покрыта рубцами и ожогами, на руках не хватало нескольких пальцев, и их обрубки были стянуты грязными полосками ткани. Он покорно стоял на коленях, склонив голову, и казался полностью сломленным, лишь вздрагивал и стонал, когда чужие пальцы в его анусе сменились возбужденным членом одного из похитителей, а в покорно открытый рот ворвался член другого, приподнявшего его покрытую струпьями голову за остатки волос.