— Хижрах, мы считаем большой праздник, а потом идёт Мухаррам, первый месяц. Тогда — двадцать три великих праздника. Так мне говорили.
— И когда был последний?
— Сейчас третий месяц, когда родился пророк Мухаммад, а Хижрах был три луны назад [2].
«Не старше моего бедного брата Стефано!» — мелькнула мысль, заставившая Джованни тяжело вздохнуть и опустить глаза. Судный день неумолимо приближался, и уже завтра он встретится с семьёй, и, конечно, речь зайдёт о пропавшем брате. А мать спросит, как бы невзначай: стоит ли молиться за него, как за усопшего, или есть еще место для Стефано в мире живых? А Джованни промолчит и вновь вспомнит то ужасное мгновение, когда тело погибшего брата, чуть раскачав за руки и за ноги, выбрасывают в тёмные, сочащиеся пеной морские волны. Или иное: как его рука сжимается на горле, забирая жизнь из милосердия.
— Синьор, ты здоров?
Джованни вздрогнул, вопрос Халила заставил его очнуться. Устало потер ладонями лицо, сделал вид, что не расслышал вопрос и опять обратил внимание на кружку с водой:
— Я не закончил. Один мудрый человек, мой учитель, рассказывал об опыте своего учителя. В ваших землях люди не умирают от жажды, потому что пьют воду из чистых колодцев или горячие травяные настои. Поэтому могут обойтись и без вина. Но у нас хотя и много воды в реках и в ручьях, от неё может скрутить кишки. Вот и решай, будет ли столь значимым, если ты нарушишь еще один запрет? Ты должен сопровождать меня и быть со мной, но если не досмотришь, то можешь заболеть! Я не заставляю тебя пить вино или пиво вместо воды, — Джованни сурово вглядывался в лихорадочно блестевшие беспокойные зрачки Халила, — но воду можно пить, если ты уверенно знаешь, что она чистая, и в колодце не подохла кошка или крыса. Поэтому употреблять вино нужно не для увеселения, а для здоровья. Понятно?
Халил спрятал взгляд за тенью ресниц и прикусил губу. Кивнул:
— Послушаюсь твоего приказа, синьор.
Джованни жестом позвал к себе трактирщика и попросил принести кувшин с вином и приготовить горшочек с горячей похлёбкой, чтобы они взяли все это с собой. На лодке своих товарищей ждал голодный Али. Перед Халилом была поставлена пустая кружка, которую Джованни наполнил на две трети вином и долил водой до края. Сам он предпочёл довольствоваться чистым вином: оно здесь было знакомого вкуса, выдержанное в бочках в холодном погребе и не успевшее забродить за зимние месяцы.
— Пей медленно, глотками. Ты можешь почувствовать головокружение или увидеть мир вокруг немного иным. Но это быстро пройдёт.
Конечно, Халил, не привыкший к такому напитку, быстро опьянел, хотя и перемежал его с мясом кролика, запеченным в муке и политым сверху горчичным соусом. Джованни невольно вспомнил, как они когда-то с Гийомом де Шарне предавались вкусовым изыскам в Тулузе: за всё платил де Мезьер, и нормандцу всё же удалось привить флорентийцу знания о том, что приготовленная пища может быть вкусной, сложной по составу и запоминающейся надолго.
Вид нетвёрдо держащегося на ногах Халила, поддерживаемого Джованни за талию, порадовал Николо. Он научил восточного раба выражениям «я пьян», «налей ещё» и «хочу проблеваться», пока тот сидел расслабленно на скамье для гребцов, а Джованни раскладывал принесённую с собой еду перед Али.
— Синьор, что это с Халилом случилось? — Али ткнул в сторону хихикающих друг над другом хозяина лодки и восточного раба, к разговору которых уже подтянулись гребцы. Николо двумя руками выписывал завихрения, через которые теперь предстоит пройти лодке, если Халила сейчас усадить за руль. Тот же что-то отвечал, указывая на парус, сам смеялся и, видно, бахвалился, что сможет удержать лодку ровно, стоит только поставить его управлять парусами.
— Так всегда бывает в первый раз. Когда вина выпьешь, — спокойно, наблюдая за реакцией Али, ответил Джованни.
— Зачем ты так, синьор, с Халилом обращаешься? — неожиданно с укоризной в глазах спросил Али. Он посерьёзнел, сделался даже чуть старше своих лет. — Да, он — раб, и должен исполнять всё, что ты ему прикажешь. Но он… очень добрый! И любит тебя!
«Да что ты, мальчик, знаешь о любви?» — мысленно возразил ему Джованни.
— Гораздо добрее, чем ты?
— Да! — убеждённо и взволнованно ответил Али. — И он не может…
Их разговор прервал подошедший Николо и сказал, что пока лодку поведёт сам, а Джованни с Халилом вдвоём сядут за весла. Флорентийцу пришлось поведать о роковом шторме, когда был спасён «Святой Януарий», и о тех ранах, которые получил восточный раб. Николо только удивлённо присвистывал, внимательно слушая его рассказ.
— Доверь ему руль, а сам приглядывай, — довершил свою речь Джованни. — Халил — парень молчаливый, на боль редко жалуется, но я замечаю, как ему бывает трудно. А то, что я его вином напоил — так это всё как лекарство!
Джованни вновь сел за вёсла рядом с Николо, и их лодка продолжила путь. Они напрасно волновались, Халил и в опьянении верно угадывал направление. Поделился с Джованни, что, мол, видеть вперёд стал острее, хотя, когда под ноги смотрит, то палуба неровная. До моста через Арно в Капрайе они доплыли еще засветло, но он был сооружением, что назвать мостом не поворачивался язык. Старинные колонны из камня, построенные с незапамятных времён, надёжно торчали из воды, а верхнюю часть, сделанную из дерева, приходилось из года в год чинить, потому что иногда её сносило наводнениями. Переправка людей и товаров с одного берега на другой давала лодочникам неплохой приработок за то время, пока мост в очередной раз восстанавливали.
Николо со своими людьми ушел ужинать в затянутый туманом маленький городок на невысоком холме, а его клиенты остались сторожить лодку и товар, расположившись спать на палубе. Вновь, как и во время морского путешествия, расстелили циновки и плащи, улеглись, прижавшись друг к другу. Только оставили один горящий светильник, чтобы Николо, вернувшись, смог опознать своё судно среди других похожих.
Усталые мышцы благодарно откликнулись ощутимой болью в локтях и плечах, когда Джованни опустился на ложе. Халил хранил молчание, лишь трепетно обвил своими руками предплечье флорентийца и уткнулся лбом в плечо.
Когда начинаешь прислушиваться к ночной тишине, то мир вокруг становится намного громче: в реке резвятся рыбы, с громким всплеском отбивая хвостом круги на воде, в прибрежных зарослях прячутся лягушки, подпевая хору цикад, лодка мерно покачивается, то натягивая крепкие канаты, то ослабляя. За правым плечом мерно засопел уснувший Али. Джованни повернулся на левый бок, притягивая к себе теплое тело Халила. Восточный раб чуть приподнял голову, и губы Джованни в темноте встретились с его переносицей.
— Отдыхай! Спи! — тихо прошептал флорентиец, безошибочно угадывая направление, и нежно поцеловал Халила в край рта.
— Спасибо, синьор, тебе тоже доброй ночи, — ответил Халил, податливо позволяя Джованни прижаться еще теснее.
***
[1] у Арнальда из Виллановы («Книга о вине», «Liber de Vinis») и Авиценны («О пользе и вреде вина», «Сиёсат ал-бадан ва фазоил аш-шароб ва манофиъих ва мазорих») есть отдельные трактаты о вине. Оба схожи только в том, что вино — это лекарство, но расходятся во мнении: когда и как его можно употреблять. Авиценна вообще считает, что «питье вина сразу после еды или прием пищи после питья вина — самая вредная вещь!», «Что же касается опьянения, то оно вредно при всех обстоятельствах, особенно если оно происходит постоянно, ибо оно оказывает разрушающее действие на нервы; поэтому если оно бывает постоянно, то ослабляет нервы и расслабляет дух».
[2] исламский календарь строится на лунном цикле, поэтому начало года (Хижрах) праздник «плавающий» по отношению к Григорианскому календарю, которым мы пользуемся в современности. Началом месяца считается «неомения», то есть тот день, когда серп Луны можно видеть в вечерние сумерки впервые после новолуния. Обычно неомения наступает через 1—3 дня после новолуния.
Теперь считаем: в 1318 году Хижрах приходился на 13 марта. Пасха у католиков была в этот год 1 мая. Однако вопрос «сколько тебе лет?» без привязки, например, к месяцу ничего не значил. Например, Халил мог родиться 16 ноября 1295 года, благополучно отпраздновать 17 ноября исламский Новый Год, но в 1318 году в описываемое время (конец мая 1318 года) ему еще 22 года.