— И где бы нам теперь обмыть тела с дороги? — рассеяно пробормотал Джованни, проверяя вид из двух узких окон, полузакрытых ставнями. С обеих сторон можно было обозреть Флоренцию, не утыкаясь взглядом в соседский балкон.
— В подвал спустишься, там колодец. Мы его расчистили, поэтому воду теперь не нужно таскать из городского источника. Только светильник не забудь разжечь, там темно. А подогретая вода — пока на кухне. Сами справитесь? — Райнерий вложил в ладонь брата связку ключей. — Один от этого этажа и остальные — от двух внешних дверей. Держите их ночью закрытыми на засов.
— Ты делаешь мне настоящий подарок! — с благодарностью воскликнул Джованни.
— Есть за что, — вдруг посерьёзнел Райнерий, неожиданно притянул к себе и обнял. — Я знаю, что ты в этот Авиньон только ради Стефано поехал. Мне Пьетро всё подробно рассказал, ты сделал всё, что мог. Ну, ладно! Отдыхай. Вечером тебя еще успеем измучить вопросами в нашем семейном кругу.
Райнерий бросил прощальный оценивающий взгляд на Халила, стоящего рядом с ними неподвижно соляным столбом с опущенной головой, и поспешил вернуться к своим оставленным делам. Джованни встал перед восточным рабом и коснулся пальцами подбородка, заставив на себя посмотреть. Взгляд Халила прожег и опьянил, а губы оставили на запястье Джованни лёгкий поцелуй. Сладкий мёд обещали эти гранатовые уста, заставляя следовать за собой, руки осторожно перебирая складки камизы, пока не коснулись локтей, притягивали, потемневшие глаза завораживали, обещая все наслаждения райских садов. наполненных ароматами мирры, корицы и фимиама. Черные кудри рассыпались по плечам, пальцы ловко справлялись с завязками, освобождая от одежды. В этот час Халил из кроткого ягнёнка, каким представлялся с самого начала путешествия, превратился в страстный пылевой смерч, увлёкший за собой на мягкий шелк покрывала. Заскользил поцелуями по животу, сдернул камизу с плеч Джованни, заставив того чуть слышно застонать от предвкушения скорой близости. Однако присутствовало в этих ласках нечто иное, едва уловимое, чего за накатывающим, подобно волнам прибоя, наслаждением невозможно было прочувствовать и осознать — восточный любовник изучал, исследовал ответ каждого кусочка тела, каждой мышцы, что оказывалась тронутой и обведённой его языком. Он старательно лепил свой образ флорентийца, сотканный из удовольствия, которым можно было управлять.
— Постой! — заставил себя выдохнуть Джованни, останавливая своего любовника над поясом брэ, хотя тугой стебель цветка страсти уже заметно поднялся под тканью и настойчиво льнул к щеке Халила. — Мне всё же накрепко вбили в голову, что тело должно быть чистым! — он приподнялся и сел, запустил пальцы в тугие кольца цвета воронова крыла и заставил Халила на себя посмотреть. — Хочу… — его ладонь скользнула вниз по смуглому плечу. Халил чуть привстал, давая ей спуститься еще ниже, до тёмной ареолы соска. Его тело пришло в движение, вожделенно потираясь о подставленные пальцы, дыхание участилось, а глаза полузакрылись в неге. Восточный раб умел соблазнять. И вновь Джованни с трудом удалось подавить в себе желание тотчас распластать Халила поверх кровати и утолить свою жажду. Он притянул его к себе и поцеловал. — Набрать воды не займёт много времени, и я… очищу тебя так, что ты испытаешь много наслаждения и мало боли.
Они обнаружили на нижнем этаже лохань для купания, где мог бы разместиться сидя один человек, чуть согнув в коленях ноги, и несколько пустых вёдер. Лохань сразу же затащили наверх и простелили изнутри куском ткани. Наполнили сначала холодной водой до половины, затем Джованни сходил на кухню и принёс кипятка. Бычий пузырь с тростинкой или железные воронки были делом прошлого, на Майорке лекари вводили лекарства через анус с использованием длинной полой медной трубки с затупленным концом и небольшими отверстиями на стенках. Продвигать снадобье по трубке помогал плотный поршень. Для очистки кишок это изобретение пришлось очень кстати [1].
***
[1] Изобретение шприца для введения препаратов, отсасывания жидкостей и гноя, промывания разных полостей организма произошло давно, но не на христианском западе, Хотя первые поршневые шприцы применялись в Риме в течение I века. Гиппократ использовал мочевой пузырь свиней в который вставлял тростниковую или деревянную трубку. Шприц с полой иглой, сделанный из стеклянной (!) трубки, упоминается при отсасывании мягкой катаракты Абу Аль-Касим ибн Аммар Али, врачом IX века из Мосула (Ирак).
========== Глава 7. Стан твой, мой синьор… ==========
От автора: на этой главе у меня чуть не случился длительный творческий «затык». Джованни откровенно «динамил» Халила, я не мог понять, почему бы моим героям не устроить жаркую НЦу, когда все условия для этого имеются. И мне в очередной раз приходится допрашивать своих героев об их мыслях в отношении друг друга. Джованни Халил нравится чисто платонически, но он ему не до конца доверяет, не любит, поэтому не хочет допускать к себе ближе. Халил и так занял собой все его мысли, но что будет дальше, когда придёт пресыщение и секс превратится в чисто механический акт?
Халил же, наоборот, всё сильнее влюбляется в Джованни и разрывается между тем, имеет ли он право проявить инициативу (личное), или должен откликаться только на желания Джованни, который сейчас занимает по отношению к рабу положение господина. И еще у него есть огромная потребность в ответных объятиях и любовных чувствах, которые он никогда не получал в награду за своё искусство.
И здесь у героев есть совпадение, которое их как раз и разъединяет: возбуждать и соблазнять любовника — работа, искусство шлюхи, получать ласку — внутренняя потребность. Соответственно, им для получения удовольствия нужно быть одновременно и шлюхами, и искренне друг другу доверять.
***
Джованни убрал железный поршень обратно в лекарскую сумку и так же не торопясь вынул из неё маленький кувшин с маслом. Обернулся. Голый Халил сидел теперь на коленях на самом краю мокрой, расстеленной на полу ткани, и не сводил глаз с флорентийца, пытаясь предугадать его дальнейшие пожелания. «…чистить твои кишки мне не в удовольствие, но я это буду делать, чтобы получить собственное наслаждение», — Джованни вспомнились слова Михаэлиса, произнесённые в далёком прошлом. Всё верно — проделанные манипуляции не распаляли желания, за ними должны следовать долгие ласки, чтобы тело вновь запылало огнём, а член наполнился силой. Джованни, храня затянувшееся молчание, подошел к лохани, поставил рядом кувшин, снял с себя башмаки, медленно разделся, оставив шоссы и брэ лежащими на полу, и залез в горячую воду.
— Иди ко мне! — он махнул рукой восточному рабу, пытаясь подтянуть согнутые ноги так, чтобы осталось достаточно места. Однако Халил сначала двинулся к стойке, где стоял таз для умывания, взял с неё короткое полотенце и, обойдя кругом лохань, присел рядом на колени. Он опустил полотенце в воду и принялся растирать им плечи и грудь Джованни, при этом постоянно пытался заглянуть в лицо, как бы спрашивая: «всё ли верно я делаю»? Вот этот взгляд тёмных глаз как раз и сводил с ума, заставляя мечтать о сладких поцелуях. Халил внезапно улыбнулся, трогательные ямочки появились на его щеках, их так и хотелось лизнуть кончиком языка, чтобы почувствовать вкус кожи, странный, казалось — годами питавшийся благовонными восточными маслами. — Нет, ближе!