На два пальца, обмотанных влажной льняной тряпицей, он положил немного мёда, добавил в него уксуса, и тщательно поводил ими во рту, очищая зубы, десна и язык. Затем сполоснул и пожевал маленькую щепотку засушенной мяты. Расчесал спутанные волосы гребнем, и только когда отложил его в сторону заметил, что Халил проснулся: тихо лежит и внимательно смотрит. Джованни улыбнулся, сразу же получая тёплую волну радости в ответ.
— Э… Халил, я займусь ненадолго моим телом? Ты не удивляйся, но пока мы путешествовали, не было такой возможности.
Восточный раб привстал, опираясь на локти, утоляя любопытство, однако Джованни не испытывал стыда. Михаэлис тоже любил смотреть, но чаще — сам располагался на полу рядом и упражнялся, хотя его суставы уже не были настолько гибкими. Пока флорентиец растягивал собственное тело, Халил умыл лицо и тоже расчесал волосы, смущая своей обнаженной красотой мысли и заставляя постоянно обращать на себя внимание. Джованни даже подумывал: не отложить ли визит к синьору Моцци на завтра, сославшись на непогоду, и остаться в постели. Просто даже ради того, чтобы полежать вместе. Между одним утолением страстного желания и другим. Однако разум твердил, что затягивать встречу с могущественным патроном опасно. И еще одним камнем преткновения был именно Халил. Скрывать красивого мавра от Ванни Моцци не имело смысла, всё равно доложат. Оставить дома — проявить неуважение, оставалось только гадать, насколько далеко Ванни может зайти в своём интересе. И глубоко размышлять об этом совсем не хотелось.
Они опорожнили лохань, попросту вычерпывая воду и выливая в окно. Натаскали еще воды, но Джованни так и не решался откровенно заговорить с восточным рабом, пока они не спустились на кухню завтракать.
— Мы с тобой сегодня пойдём к одному важному человеку, — осторожно начал он, нарезая головку мягкого сыра на ломтики. — Он здесь как хозяин над людьми, проживающими в этом квартале. Деньги даёт, помогает. Мы его зовём синьор Моцци или патрон. Понимаешь?
— Эмир твоего города? Повелитель?
— Нет. В нашем городе живут несколько богатых семей, которые владеют мельницами, красильнями, кораблями, домами и прочим. Одна из них — Моцци. А люди попроще — такие, какие были у нас вчера на празднике, от них зависят, — Джованни тяжело вздохнул, читая по выражению лица Халила, что тот ничего не понимает. — В общем, он мой первый хозяин! И был первым кто… я был тогда старше Али. Ненамного. Понимаешь?
Халил кивнул. Не поднимая глаз, уткнулся в свою миску с горячей похлёбкой.
— Он уже слишком старый, утратил силы, — нарушил молчание Джованни, пытаясь оправдаться. — У него член слабый, даже если питьё из пажитника и фиников давать. Если тебя и возжелает, то только погладит или потрогает. У нас тут шлюхи уже всё перепробовали, надеясь денег заработать. Только ты себя сам не веди с ним как шлюха! Не пытайся соблазнить.
***
Влажная завесь дождя и сырого тумана висела над городом. Камни обмостки улиц были скользкими и мокрыми, сухая грязь набухла и липла к башмакам. Джованни и Халил откинули с головы плотные капюшоны, когда вошли под своды дома Моцци. Флорентиец отдал кинжал и нож привратнику, у мавра при себе оружия не было. Внутренний двор был на удивление пуст и показался унылым, хотя в нём прибавилось несколько скульптур, расставленных вдоль стен, но цветные флаги и занавеси висели тусклыми мокрыми тряпками.
Ванни Моцци в тёплом, расшитом золотой нитью халате восседал в широком кресле, обложенный подушками и скрытый от накрапывающей сырости балконом второго этажа своего палаццо. Рядом со своим синьором за маленьким столом сидел его секретарь и записывал письмо, надиктовываемое вслух. Казалось, что патрон совсем не постарел за прошедший год: всё те же седые волосы, аккуратно скрытые бархатной шапочкой бордового цвета, и еще тёмные брови, только отпустил усы и бороду.
— Джованни Мональдески! — Ванни тепло улыбнулся флорентийцу, увидев перед собой посетителей, сопровождаемых привратником. — Твоя красота с годами не меркнет! А это… — он обратил внимание на Халила и глаза его хищно блеснули. — Ты привёз с собой лекарство для меня?
— Не совсем, — скромно ответил Джованни, опускаясь с разрешения хозяина на табурет напротив кресла. Восточный раб, повинуясь призывному жесту синьора Моцци, сел возле его ног на низкую скамейку, позволяя руке синьора, свободно оглаживать спину. — Мне нужен совет. — Ванни кивнул и попросил своего секретаря оставить их наедине. — Мой отец собирается к вам прийти: семья задумала оставить меня нотарием во Флоренции. Они не задают правильных вопросов и ничего обо мне не знают. В свою очередь, и я не смогу раскрыть многого, но мавры рядом со мной — не просто так. Я себе не принадлежу, а выполняю чужую волю.
— Хочешь сказать, что тебя втянули в тёмную историю? Сколько тебе обещали заплатить? — казалось, что Ванни читает сейчас всю тайную книгу, написанную в сердце, но которую уста, связанные клятвой, открыть не могут. Глаза патрона прожигали одновременно и с осуждением, и с интересом. Джованни постарался скрыть волнение, хотя его щеки зарделись. В этот момент флорентиец ощущал себя тем самым мальчишкой из прошлого, опалённым тяжким недугом любви, который много лет назад, глотая слова, просил денег на поездку в Медиолан, изо всех сил замалчивая имя своего любезного Франческо:
— Первый взнос — диплом лекаря в Болонье. К концу лета. Я честный человек, синьор, — смущенно и торопливо продолжил речь Джованни, — я очень благодарен вам за помощь, но я не хочу скрывать, что не смогу ею воспользоваться.
Ванни Моцци прикрыл глаза, о чём-то глубоко задумавшись. Он наклонился вперед, и его ладонь весьма откровенно переместилась на низ живота Халила и уверенно оглаживала пах, скрытый тканями одежд. Сам же восточный раб сидел ровно, чуть повернув голову к хозяину дома, и иногда поглядывал в его сторону из-под полуопущенных ресниц.
— Я дам тебе совет, — Ванни вновь открыл глаза, — заплати. Пусть твои новые покровители делают своё дело, но ты думай о своём — и никто никогда тебя не упрекнёт, что лекарем ты стал нечестным путём, и не воспользуется твоим страхом. После Болоньи ты исчезнешь?
— Да, — Джованни затаил дыхание и испугался: как синьор Моцци догадался? — Как вы…
— Просто, всё очень просто, — рука Ванни медленно поднялась вверх по груди Халила, пальцы сжали подбородок, поворачивая лицо раба, которое патрон намеревался подробнее рассмотреть. — Когда дают такого красивого юношу в спутники не менее красивому, то явно хотят что-то скрыть. Это значит, если мы с тобой еще случайно повстречаемся, то мы незнакомы? Хотел бы и я узнать, за что эти мавры бывают так щедры! Эти глаза восточной блудницы меня смущают! Ты уже успел вкусить этот сладкий плод заморских садов? — синьор Моцци упредил ответ Джованни, еще более смутив своим красноречивым взглядом. — Как же замечательно, что нам с тобой не нужны слова, чтобы понимать скрытые желания! С этим юношей мы сейчас поднимемся наверх, ты же волен решать, кто ты — лекарь, предложивший надёжное снадобье, или всё еще шлюха.
Оперевшись на плечо Халила, Ванни Моцци подхватил свою палку и медленно направился вдоль портика к лестнице, ведущей на второй этаж палаццо. Джованни проводил их спины тяжелым взглядом. Восточный раб ни разу не оглянулся, продолжая послушно подставлять руки, пока хозяин дома взбирался по ступенькам лестницы. Стекающие вниз по черепице крыши капли дождя отнимали способность мыслить и чувствовать. Их было много, таких капель, собирающихся полупрозрачной волной внутри желоба, вытягивающихся веретеном вниз, пока узких конец не терял свою силу, не обрывался. Хлюп. Этот звук заставил вздрогнуть и очнуться. Дождь усиливался, по камням двора побежали ручейки, собиравшиеся в желоб посередине и скрывающиеся в тёмной дыре, устроенной для отведения воды.