«Как долго я уже сижу?» — Джованни ужаснулся и покрылся холодным потом. Вскочил с места. Замер, не решаясь сделать и шага вперёд. Сжал кулаки и стиснул зубы, отдавая мысленно себе приказ не вести себя как бесправный раб. Флорентиец быстро поднялся наверх, безошибочно последовал по направлению к спальне Ванни Моцци. Дверь в переднюю комнату не была заперта на засов и открылась без скрипа. Основной вход скрывали тяжелые, бархатистые на ощупь шторы, пропитанные ладаном, который патрон любил иногда жечь в лампадах. Джованни осторожно отвел край, давая себе для обзора узкую щелочку, и внезапно понял, что ослеп и оглох гораздо раньше, впустив восточного раба в своё сердце. Теперь же всё становилось на свои места: голый Халил вожделенно постанывал, бросал полные страсти взгляды назад через плечо, когда прерывал свои основные труды — вливание целительных сил в вялый стебель рода Моцци, в чём значительно преуспел. Ванни же полулежал на мягких подушках, с удовольствием запуская пальцы в анус своей новой шлюхи и весьма активно потрахивая её таким способом.
Грудь Джованни будто до боли сжали железные латы, он постарался выбраться на свежий воздух. Обнял мокрую колонну и прижался к ней разгорячённой щекой. «Шармута!» — прошептал флорентиец сквозь навернувшиеся на глаза слёзы. Затем решительно стёр их ладонями, поймал струи дождя и умылся.
Джованни спустился вниз, устроился в кресле Ванни Моцци, обложившись мягкими подушками, и задремал, пока его не разбудило постукивание палки о каменные ступени. Патрон, поддерживаемый Халилом, восторженно не сводящим с него взгляда, спустился вниз. У начала лестницы они оба нежно поцеловались. Джованни пошевелился, привстал им навстречу, встречаясь с лучившимися счастьем глазами синьора Моцци и закаменевшим в его объятиях восточным рабом, тщательно разглядывающим плиты пола под ногами.
— Джованни, твой способ лечения сладким плодом финиковой пальмы оказался чудодейственным! — ласково проворковал Моцци. — Я не останусь в долгу! Однако раб — твой! Мне же стоит задуматься и найти похожего, но помоложе.
— Рад, что мне удалось доставить вам радость и выздоровление, синьор Моцци, — вежливо ответил Джованни, хотя челюсти и сводило от тихо сдерживаемой ярости и обиды на самого себя за то, что слишком размяк и забил голову чувственной ерундой. — И очень рассчитываю на вашу поддержку моей семьи. Я вступлю в гильдию нотариев, попробую разрешить вопрос, чтобы Пьетро смог получить практику с доверенностью от меня. Наверно, — Джованни помедлил, прежде чем продолжить свою мысль, — семья — это главное, что остаётся с тобой навсегда. А любовники… то они есть, то их нет…
— Мне приятно слышать, мой мальчик, — Ванни по-дружески положил руку ему на плечо, — как трогательно ты заботишься о своей семье. Однако не стоит забывать и о себе: нет радости большей, когда тебя поминают в благодарственных молитвах. И как бы ты ни грешил в жизни, дела милосердия обязательно зачтутся там, — палец патрона, недавно ласкавший зад шлюхи, теперь указывал наверх, в небеса, что решили сделать передышку и перестали плакать дождём.
Распрощавшись с синьором Моцци, Джованни, сопровождаемый молчаливой фигурой восточного раба, вступил на залитые мутными водами городские улицы. Он шел, не разбирая дороги, ступая в лужи и не оборачиваясь назад. Вновь полил сильный дождь, заставивший встать в нише под порталом чьей-то двери, чтобы окончательно не промокнуть. Халил остановился, видно ожидая приглашения присоединиться. Но Джованни молчал. Вода струилась по красивому и уставшему лицу мавра, насквозь промокшая одежда липла к телу. Однако Халил недвижимо стоял посереди улицы, смотрел в глаза Джованни, и в его глазах сквозило осуждение, что еще сильнее выбешивало флорентийца. Он, нахмурившись, тоже неотрывно смотрел на восточного раба, выглядевшего сейчас жалким, и чувство, что тот сейчас страдает вполне заслуженно, странным образом согревало душу.
Комментарий к Глава 9. Лекарство для хозяина
Пример внутреннего двора палаццо - https://vipgeo.ru/uploads/content_image/large/54124.jpg
http://f22.ifotki.info/org/3f25a2bf1dad5de93e6f51799ac7e429d97651275861830.jpg
========== Глава 10. Ревность ==========
В кухне родного дома приветливо горел тёплый очаг. Ставни на окнах, выходящих на внутренний двор, были плотно затворены, но три лампады, прикреплённые к длинной железной цепи, свисающей с тёмного и прокопченного потолка, давали достаточно света. Фиданзола, в белом чепце и длинном фартуке, повязанном поперёк груди, разделывала рыбу для похлёбки. Рядом с ней на табурете в небольшой кадке, прикрытой полотенцем, поднималось тесто. Джованни привычно прошелся взглядом по поверхности стола в поисках еды. Мать улыбнулась:
— В кувшине молоко, рядом лежит хлеб. Где вас носило под дождём? Неужели на ту сторону ходили?
— Нет, — Джованни распутал завязки своего плаща и повесил его сушиться на растянутую верёвку рядом с очагом.
— Снимайте мокрое! — скомандовала Фиданзола, отложила разделочный нож в сторону и вытерла руки влажной тряпкой. — Садитесь ближе к очагу. Я сейчас попрошу Кьяру принести сухие камизы, — она стремительно проскользнула мимо и звонко закричала из пространства коридора. — Кьяра…
— Раздевайся! — коротко бросил Джованни Халилу, стараясь не смотреть в его сторону, разлил молоко по кружкам и утопил в нём разломанную на несколько частей хлебную булку.
Фиданзола вернулась с ворохом одежды:
— Джованни, придвинь скамью, вы на ней оба поместитесь, — она оставила камизы и два шерстяных покрывала на свободной скамье, отвернулась и вновь занялась рыбой. Краем глаза заметила, что под ногами Халила уже натекла целая грязная лужа, — пол потом помоете! Кьяра уже за вами прихожую убрала, — заворчала мать, — так я и не смогла тебя в детстве приучить не нести нечистоты с улицы в дом. Сил у меня уже не хватает, и Кьяра постоянно занята, то стирает, то чистит, и за детьми нужно приглядывать. Ещё одна женщина в доме нужна!
— Найми служанку или двух [1], — недовольно ответил ей Джованни, прекрасно понимая намёк матери и с интересом наблюдая, как Халил пытается стянуть с себя мокрые шоссы.
Мать недовольно фыркнула, чуть обернулась и тоже обратила внимание на труды мавра:
— Чего уселся — господина из себя строишь? Другу своему лучше помоги! Если ты его в дом заместо жены привёл, то проявляй уважение.
— Он мне не жена! — зло воскликнул Джованни, однако встал с места и помог Халилу остаться в одних брэ.
— Не жена, так по мне и лучше, — пожала плечами мать. — Ты вообще в этот раз приехал какой-то странный. Раньше ничего не скрывал, а теперь только отмалчиваешься и врёшь. А я всегда замечаю, когда ты врёшь! — с некоторым торжеством в голосе добавила Фиданзола.
Халил развесил мокрую одежду сушиться и помог Джованни натянуть свежую камизу, завернул в покрывало, слишком заботливо оглаживая плечи, будто расправлял невидимые складки. Флорентиец только вздрагивал от этих невесомых прикосновений и хмурил брови:
— Подай мне кружку. И прикройся чем-нибудь. Не нужно тут перед моей матерью голым козлом скакать!
Халил угомонился, накинул на себя второе покрывало, которое принесла Фиданзола, сел осторожно рядом на скамью, стараясь не соприкоснуться с Джованни, опустил голову и так застыл, хотя флорентиец кожей чувствовал, как тело восточного раба пробивает мелкая дрожь. Хлеб из тонкой муки, размоченный в жирном молоке, показался очень вкусным. Джованни, продолжая предаваться своей тоске, что завладела сердцем, скосил взгляд: Халил не притронулся к еде и продолжал держать в руках нетронутую кружку.
— Ешь, — зашипел на раба флорентиец. — Иначе моя мать начнёт допытываться, где мы были, что делали, и почему ты гнушаешься христианской пищи!
Тем временем Фиданзола положила очищенную рыбу, чечевицу и лук в большой котелок, налила воду, и подвесила его над очагом.
— Всё, пойду Кьяре помогать, — заговорила она, вытирая мокрые руки о передник, больше обращаясь к углам кухни, чем к сыну. Как только башмаки Фиданзолы застучали по ступеням лестницы, Халил вскочил с места и с отчаянием опустился перед Джованни на колени, обнимая за ноги: