— Это Вильгельм Лейбниц, — ответил писатель.
Когда он прошел по салону к выходу, водитель сказал ему:
— Я думал, ты едешь в Лексингтон, — мужчина произнес слово как "Рексингтон". Он был американцем азиатского происхождения.
— Я пережил творческий приход, пришла новая вариация моей Музы, — ответил писатель. — И, к сожалению, ваш автобус слишком зловонный.
Раскосые глаза водителя смотрели на него с непониманием.
— Зловонный?
Кто-то из салона выкрикнул:
— Он имеет в виду, что твой автобус воняет!
— О...
Затем пассажир с более отчетливым голосом добавил:
— Да, это смердит мертвечиной, смешанной с запахом кураги. Знаешь, как сильно ты запоминаешь запах, когда ешь такое!
Писатель посмотрел назад, словно в сверкающую пропасть. Человек, который сделал сравнение, был изможденным стариком в очках и с небольшим неправильным прикусом челюсти. Он выглядел таким же счастливым в автобусе, как и писатель.
— Благодарю вас, господин, — сказал он и выскочил из автобуса.
Автобус рванул с места с оглушительным ревом через несколько секунд после того, как дверь за ним захлопнулась. Писатель почувствовал, как его окатило пылью и выхлопными газами; последний взгляд на автобус показал ему мазок лиц, как у привидений, заставив его вспомнить Эзру Фунта на станции метро. Старик, который вышел с ним, упал от ревущей вакуумной тяги.
Писатель помог ему подняться.
— С вами все в порядке, сэр?
— Водила — гук недорезанный! — Выругался старик. — Спорим, он это специально сделал! Хочет отомстить нам за то, что мы взорвали его дерьмовую страну!
— Я думаю, что он был японцем... А ведь мы взорвали и их страну тоже.
Старик взмахнул разгневанным кулаком в воздух.
— Я всего-то должен был съездить к Индусскому врачу в Пуласки на обследование, а он сказал, что у меня диабет!
— О, жаль это слышать. Первого типа или второго?
Старик уставился на него:
— Откуда я знаю? Я только понял, что этот козел был Индусом, и я едва ли мог понять, что он там лопочет... Конечно, может, он и не был Индусом, потому что у него не было точки на лбу. Тогда кто он такой? Гребаный араб?
— Я уверен, что не знаю этого, сэр.
— И посмотри сюда! — Старик продолжал бить себя в грудь. Он приподнял штанину, чтобы показать опухшую лодыжку фиолетового цвета, как кожа баклажана.
Фу, подумал писатель.
— Черномазый ублюдок сказал, если я хочу жить, то нужно, чтобы мои чертовы ноги отрезали! И знаешь, что еще нужно сделать? Говорит, я должен заплатить ему за это! Восемь сотен баксов, у козла хватило смелости сказать мне, что это скидка для бедных!
Писателю было жалко старика...
Тусклые глаза всматривались ниже пушистых белых бровей.
— Ты ведь не из этих мест, не так ли, мальчик?
— Нет, сэр. Я из... — Писатель запнулся. Я пришел из ниоткуда, хотел ответить он. Но он выбрал случайный город в своей голове. — Я из Милуоки.
Старик напрягся.
— Из того же места, откуда этот парень из новостей?
— Простите меня?
— Это было во всех новостях последние три дня подряд!
— Я ехал в автобусе последние три дня подряд... и ничего такого не слышал. Что-то случилось в Милуоки?
— Чертовски верно. Копы поймали какого-то парня с трупами в квартире, его холодильник был забит отрезанными головами. Сказали даже, что одна голова была в аквариуме с лобстером! Вроде, это был гомик... наверное, выпил молофьи больше, чем я самогона за всю жизнь. И у него в шкафу висели отрезанные руки.
— Ужас какой...
Теперь, казалось, старик был раздражён ещё больше.
— Что такой городской парень, как ты, делает в нашем городе?
— Я следую за своей музой, так сказать.
— За кем? — Не понял его старик.
— Я писатель, пишу современную фантастику с различными философскими системами.
Старик ухмыльнулся и посмотрел слезливыми глазами на ноги писателя.
— Где ты купил эти дерьмовые туфли, парень? В К-Марте?
Писатель был удивлен.
— На самом деле, да.
— Они выглядят, как дерьмо, сынок, и если ты писатель, то у тебя должны быть деньги...
Писатель засмеялся.
— Меня зовут Джейк Мартин, сынок, я живу один в миле от Каунти-Роуд, и я лучший сапожник в округе. Приходи ко мне за настоящими туфлями.
Писатель подумал о потрясающей иронии. Сапожник... останется без ног...
— Я обязательно приду к вам.
— Буду ждать, — а затем старик начал ковылять прочь.
— Не могли бы вы уделить мне минутку, сэр? Где я могу найти здесь жилье?