Выбрать главу

Владимир СВЕТЛОВ

МИНСК, МОСКОВСКАЯ, 24

Известному кинорежиссеру Владимиру Светлову 80 лет. Родился и вырос он в Минске. Здесь же пережил годы оккупации. После освобождения города получил от военного трибунала 10 лет лагерей — за то, что якобы читал оккупационные газеты. Обо всем этом Владимир Светлов рассказал читателям в документальных рассказах «Американка» и «Воркутинские встречи».

Эта публикация Светлова о довоенном Минске. Его удивительно цепкая память хранит много интересного не только для тех, кто помнит, каким Минск был 50—60 лет назад, но и для молодых читателей.

«Златые горы»

— Когда б я имел златые горы и реки полные вина, — шутил отец, обращаясь к матери, — мы бы жили совсем по-другому.

— А где найти эти «златые горы», — вздыхала мать.

Жили мы тогда на улице Коммунальной, в небольшой, убогой комнатушке.

Как-то захотелось отцу прогуляться по городу. Было мне около четырех лет. Дошли мы до Центрального городского сквера. В центре его сверкал фонтан «Амур с Лебедем». Сквер был обнесен красивой чугунной оградой, которую впоследствии убрали. Отец сел на скамейку и посадил меня рядом. Достал газету и начал читать. Так зачитался, что не заметил, как я отошел от него. На перекрестке стоял милиционер в белой форме и регулировал движение. Я подошел к нему. Милиционер озадаченно взглянул на меня. Раскрасневшийся, запыхавшись, перебегал улицу мой папочка: «Ты почему убежал?» Я всплакнул: «Хотел спросить у дяди милиционера, где можно найти «златые горы и реки полные вина». Отец крепко прижал меня к себе: «Дурачок, ты, дурачок!». Регулировщик движения строго сказал: «Вы мешаете движению. Уберите малыша!».

«Я живу на улице Московской»

В 1932 году мы переехали в новую квартиру по улице Московской, 24, две комнаты, в третьей комнатушке разместились наши соседи по фамилии Милевичи, с двумя детьми, Эдиком и Леней — нашими сверстниками. В кухне стояла плита, отапливаемая дровами или торфом. С топливом всегда были проблемы. Приходилось прибегать к примусу. Готовить на нем было неудобно и утомительно. В ожидании варева мы вертелись у ног взрослых. Брат Петя хныкал: «Мамочка, я есть хочу». Обед в основном состоял из перлового супа и пюре. А если на ужин был сладкий чай с калачом, слегка помазанным маслом, то наши детские глаза светились радостью. Чаще всего мы пили чай без сахара, забеленный молоком. Отец наставлял: «Помешайте чай тридцать раз ложечкой, и чай станет сладким». Мы с братом усердно это проделывали, но чай сладким не становился. Глядя на наши постные лица, отец шутливо изрекал: «Не в ту сторону помешивали». Сосед Милевич смеялся:

«Тише, не плачь, купим калач.

Маслом помажем, тебе не покажем».

В доме №24 по Московской улице жил поэт Аркадий Кулешов, посвятивший этому дому стихи:

«Я живу на улице Московской...

Под весенним громом и дождем,

Где, отражаясь на панели скользкой,

Там стоит четырехэтажный дом».

Улица Московская, деревянные дома чередовались с двухэтажными каменными. Дом 24 среди них казался громадиной. Четырехэтажный, с восемью подъездами, похожий на букву «П». Двор неухоженный, без клумбы, присыпанный песком. Напротив него, у самой улицы, росла верба. Под ней стояла скамейка и столик, на котором жильцы играли в лото и домино. Мы, мальчишки, на заднем дворе дома играли в лапту. Зимой катались на коньках-снегурочках. Я привязывал свои коньки к валенкам. Кататься на них было неудобно, веревки развязывались, и я часто падал. Некоторые ребята разъезжали на одном коньке, отталкиваясь другой ногой о мерзлую землю.

На Московской улице тротуары были дощатыми и имели неприглядный вид. Весной и осенью они тонули в воде и грязи. А Ляховка и Грушевка являлись окраинами Минска. Эти районы славились уголовными элементами.

В 1928 году началась прокладка трамвайных путей. Трамвай №1 начал ходить от товарной станции, шел по Московской улице и заканчивал свой маршрут на Комаровке, где когда-то было болото. Глухой, замшелый угол:

«Выйду за ворота — кусты да болото,

Медведь кору дерет, комар песню поет».

Отсюда и ее название.

В трамвае двери не закрывались. Битком набитый людьми — кричат, ругаются, оскорбляют друг друга. Часть пассажиров висит на подножках. Мальчишки восседают на буфере, спиной к трамваю.

Мы с братом решили доставить себе удовольствие: прокатиться на трамвае. Не успели войти в вагон, как появился контролер. Мы испугались. Билетов у нас, естественно, не было. Спрыгнули на ходу на булыжную мостовую. Поцарапанные и побитые явились мы домой. Вечером от отца получили хорошую взбучку.