— Ну ты меня не понял что ли? — произнесла я в очередной раз.
— А я непонятлив! — сказал он, а потом резко завернул вправо к пешеходному переходу.
— Бог с нами, Олеся, ты только верь… — после этих слов я, конечно, хотела его остановить и спросить, что это все значит, но он очень быстро ушел по переходу на другую сторону, в царство панельных домов и забытых ЖКХ дворов.
Случай, конечно, загадочный, но я знала, что уже вскоре забуду об этом в рутине кинутых на произвол дней. Ведь так уж заведено, что если мне суждено быть на дне этой всей пропасти, то я там и останусь, даже если будут протягивать руку, я отвернусь и буду стоять спиной. Постараюсь продержаться до конца, насколько это получиться.
Но мысли об этом странном парне не оставляли меня: я вроде бы заметила в нем какую-то неброскую деталь, но какую конкретно, я вспомнить не могла. Что-то было до боли знакомое и отторгающее одновременно. Кажется, это татуировка шестилапого паука на правой мочке уха. Да, эта татуировка, которая однажды мне уже снилась в одном из моих многочисленных кошмаров. Шестилапый паук следовал за нами, но почему-то была странная неувядающая уверенность, что не я являюсь его целью…
3
Мальчик в костюме медвежонка шел по вымощенному плиткой проспекту. Он громко и отрадно шагал, но люди его не замечали. Он вглядывался в их оранжевые от вечернего солнца лица, пытался услышать человеческое дыхание в гуле бесконечного транспортного потока, пытался разглядеть жизненную энергию, сокрытую в глазах… Но мальчика не замечали, и он продолжал идти и злобно оглядываться на прохожих, пытаясь вырваться за пределы своего маленького и беспомощного тельца. Мальчик знал, что его возможности гораздо шире свойств этого самого тельца.
Вскоре мальчик остановился на перекрестке, и, глядя по сторонам, вдоль вульгарных рекламных щитов и цветных мерцающих вывесок, он громко зарычал, подняв свои руки с распущенными, словно у окотившейся кошки, лапами.
И люди остановились. Они замерли.
В самом центре перекрестка стояла невысокая темно-русая девушка с черной повязкой на глазах. Мальчик в костюме медвежонка подошел к ней и аккуратно взял за руки, связанные за поясом.
Девушка продолжала озираться слепыми глазами по сторонам, и тогда он повел ее вдоль дороги. Рванули с места машины, но они объезжали их мимо. Девушка и мальчик в костюме медвежонка шли вдоль разделительной полосы. И только ветер иногда заставлял прищуриваться мальчика, а девушку — прятать лицо.
Скоро начнется деструкция всей этой конструкции.
Олеся писала сочинение, но непрерывный поток посторонних мыслей ей этого сделать не давал.
Рядом ошивался Костя. Он то уходил на кухню, то возвращался и садился на диван, никак не найдя себе подходящего занятия.
— Как дела? — внезапно спросил он у Олеси. Для Олеси этот вопрос прозвучал как освобождение от выполнения скучных заданий.
— Блевовато как-то. Ни хрена вообще делать не хочется… — Олеся закинула руки за голову и сладко потянулась, обнажив живот.
— Сходи с Философом побухай… — сказал Костя и завалился головой на подушку в цветастой наволочке.
— Я бы с радостью, но мне в клуб надо… — Олеся слегка осеклась на последнем слоге и уже через секунду добавила. — Точнее, потанцевать сегодня хочу…
Она тут же села ровно, а Костя, учуяв неладное, повернулся к ней лицом.
Он знал, что Олеся несколько раз в неделю посещает подобные заведения, но ни разу не видел ни одной подруги, с которой она могла туда ходить. Обычно девушки тусовались с подругами или со своими парнями. Но про молодых людей Олеси он тоже ничего не знал: никаких долгих разговоров по мобильнику или даже обычных намеков.
— А у тебя есть подруги? — решил прямо спросить Костя. Олеся несколько секунд молчала перед тем как ответить. Если бы Костя смотрел ей в лицо, то увидел бы, как она закрыла глаза; если бы у него вместо глаз были сенсоры, то он бы заметил, как ее кожа стала гусиной. Если бы он смог заглянуть ей в душу, то умер бы от болевого шока и передозировки серной кислотой.
— У меня никогда не было подруг. Я больше, это, с мальчиками общалась… — было ощущение, что Олеся эти слова выдавливала из себя, как зубную пасту из пустого тюбика.
— Опять эта б…дь с нами?
— Ее лучше не е…ать, еще подцепишь чего.
— Б…дь…