Я отвожу глаза и качаю головой.
- Лена… Со всеми подробностями рассказала? - интересуюсь я.
- О том, как вы целовались – да, - хихикает Сашка. – И о том, что чуть было не влюбилась в тебя тогда тоже. Испугалась, что подруги засмеют, если узнают, что ей нравится малолетка…
Неисповедимы пути… Кабы раньше-то знать…
Я заканчиваю крепить ватман на доске и осматриваю Сашку оценивающим взглядом.
- Что? – поводит бровью она.
- Раздевайся…
Она деланно вздыхает.
- Я так и знала…
- И включи камин… Мне нужен его свет…
Я долго усаживаю ее, обнаженную и разгоряченную, в ту позу, которая мне нужна. Сашка валяет дурака, все время норовя меня то ущипнуть, по погладить. В конце концов, ей удается стянуть с меня рубашку, и мы застываем в долгом поцелуе, лаская и гладя друг друга. Она прекрасна и на столько соблазнительна, что у меня идет кругом голова.
- Давай закончим с рисунком, - упрашиваю ее наконец я, - и потом – все что хочешь…
- Все-все? – ведьмовски улыбается она.
- Все, что ты скажешь…
- Ну хорошо…
Она, наконец, делает то, что я прошу и садится красиво на фоне огня, который загадочно играет бликами на ее коже. То, чего я и добивался…
У меня никогда не было проблем с рисованием. Это дар от природы. Я умею изобразить сходство. У меня получается. Не могу объяснить, как. Просто беру карандаш, смотрю на того, кто передо мной, и повторяю линии на бумаге. Вот и все. Всегда удивляло, почему другие так не могут…
Мне очень хочется нарисовать Сашеньку, показав во всей красе ее восхитительное тело. Но это первое, что приходит в голову, когда видишь перед собой красивую женщину. Просто и банально. Поэтому я заморачиваюсь…
Я усаживаю ее так, что в результате все тайные и вожделенные места скрыты, и весь акцент сосредоточен на лице… И на мерцающих огненных отсветах.
На белой поверхности, под моей рукой, магией света и тени проступают черты прекрасной и загадочной, случайно забредшей в этот мир зеленоглазой, темноволосой ведьмы, восхитившей художника своей невероятной красотой, и разбившей ему сердце своей обреченностью… Неверные отблески адского пламени смешиваются на ее коже с лунными бликами, а в глазах сияют тысячи звезд, мерцающих в ночном небе. У нее за спиной открытое окно, и силуэт спящего ночного города. И никому, даже ей самой не ведомо, как долго этот город еще будет служить ей домом. В ее глазах печаль, от неминуемого расставания, гнев на несправедливость этого мира и покорность своей судьбе.
У нее изумительное тело. Любая бы отдала полжизни за то, чтобы выглядеть так, и за то, чтобы на нее так смотрели другие. Длинные стройные ноги покоятся на полу, подставляя линию бедра под порожденный огнем свет. Плоский живот подчеркивает безупречную талию, а высокая, идеальной формы грудь как бы невзначай прикрыта вытянутой в сторону рукой. Алебастровые плечи плавными дугами перетекают в изящную шею, на которой гордо покоится красивая головка в ореоле буйных темных волос, разбросанных по плечам и спине. Ее лицо поражает красотой. Огромные глаза раскрыты в пронизывающем и остром взгляде, прямой нос остро смотрит вперед, а тонкие, влажные губы слегка приоткрыты, обнажая в слегка надменной улыбке ряд жемчужных зубов. Она совершенна… И нереальна, как любое совершенство.
Я накладываю последние штрихи, подчеркиваю линии тьмы черной тушью, а линии света огненной акварелью. Кроме черного и красного цветов, в моей палитре только изумрудное сияние ее глаз, свежее, как зеленый луг, и коварное, как болотная тина. Они прекрасны… И я боюсь смотреть в эти глаза, потому что однажды вот так один художник оживил свое творение, и оно довело его до погибели… Ведьма не должна ожить. Ее судьба быть заключенной в рамке под стеклом, и навсегда остаться с так и не сделанным выбором, между светом луны и пламенем ада…
За окном серебрится рассвет…
Мы сидим на полу, побросав диванные подушки прямо на теплые нагревшиеся от огня деревянные доски. Перед нами почти пустая бутылка белого вина и маленькая тарелка с нарезанными кубиками твердого сыра.
Мне жарко. Камин горит, наполняя гостиную неестественным для этого времени года теплом. И мое тело лоснится от проступающей влаги. Алкоголь играет со мной свои злые шутки, и я чувствую напряженное возбуждение во всем теле, и знаю, что щеки мои полыхают.
Сашенька рядом. Мягкая, ласковая, по-прежнему обнаженная, лишь в накинутой на плечи моей рубашке, манящая и прекрасная. Вино взбодрило беспутных бесов в ее зеленых глазах, и нам стоит усилий, мне и ей, сдерживать этот натиск. Хватит ли нас на долго? И хватит ли вообще?..
С выставленного в центр комнаты высокого барного стула, подсвеченная фоновым светом, сверкающая свежими линиями и штрихами, в лунном свете и отблесках огня смотрит на нас Сашкина альтер-эго. И как-то так получается, что взгляд ее, изумрудный, недобрый и пронзительный, кажется нам совершенно, пугающе живым.
Саша обнимает меня за шею, кладет голову мне на плечо и внимательно рассматривает свое демоническое отражение.
- Значит, вот как ты меня видишь, - произносит она негромко.
- Нет, - качаю головой. – Это то, что в тебе скрыто. Что не видит никто. И о чем никто не знает. Даже ты…
Она слизывает капельку пота, стекающую по моей груди.
- Как ты догадался?.. – спрашивает она.
- Я это знал…
- Откуда?
- Когда-то… Очень давно… Ты мне приснилась. И я просто ждал… Тебя…
Сашенька смотрит на меня, и по ее грустной улыбке я вижу, что она поняла все…
Она – ангел моей темной души, низвергнутый на грешную землю…
И она же – ангел души моей светлой, явившийся на землю благословенную…
Я закрываю глаза, и, не в силах больше сдерживаться, зарываюсь лицом в ее густые, темные волосы. Беззвучным рыданием слезы выкатываются из-под моих век.
- Только не уходи, - шепчу я. – Не покидай… Не бросай меня…
Она кладет свою ладонь мне на грудь, и сухой жар ее тепла проникает мне прямо в сердце.
- Я буду с тобой… - говорит она. – Пока это в моих силах… Пока не переменится ветер…
Луч солнца, первый, утренний, робко крадется в незашторенное окно, разгоняя полумрак.
И нам тепло и грустно в этом маленьком мире.
Ангел падший… Ангел сошедший…
Укрой нас своими крыльями…
Если вы не знали этого раньше – открою страшный секрет. Только не говорите никому. На самом деле, все, что вы видите по телевизору под названием «Шоу «Ледниковый период» - это одна большая профанация. Точнее, шоу – это все, что там есть настоящего. Все остальное – постановка и договорняк. Никакого соревнования не существует. Мы все катаем заученные программы по несколько раз, чтобы операторы могли снять наиболее удачные ракурсы. Естественно, все непредвиденные падения и ошибки перекатываются и в эфир не идут. Судьи, пять человек, из которых в фигурном катании понимают в лучшем случае двое или трое, тоже играют свои роли. Какие баллы и какой паре поставить они знают заранее, и от них требуется только с вдохновенным видом повосхищаться увиденным, обсыпать выступившую пару комплиментами и оправдать ту оценку, которую они озвучили. Право на импровизацию имеет разве что Шуба, Татьяна Вячеславовна Тихонова, патриарх, символ и тотемное животное нашего шоу, которой вообще позволяется говорить и делать все, что угодно. Ну и, само собой, никаких зрителей тоже нет. Попробуйте найти и купить билет на шоу. Ага, сейчас! Пять рядов кресел вдоль одной стенки в общей сложности человек на пятьдесят статистов – вот и все зрители. Аплодисменты, охи-вздохи и смешки – строго по команде режиссеров. Каждый участник имеет право пригласить на шоу не более двух друзей, знакомых или членов семьи. При чем, только по личному согласованию с Семеном Мирославовичем. И что-то мне подсказывает, что захоти я пригласить, скажем, Катьку, то послан буду так далеко, что за год не дойду.