— Архив, — задумался Дреяр. — Не слышал, но о базах данных что–то припоминаю. Хорошо Грей, на следующей встрече глав гильдий уточню у старого приятеля.
— Еще раз спасибо, — поблагодарил я и направился к выходу.
— Только… а, читай что хочешь, — махнул на меня лапой Макаров. — Подозреваю, ты уже насмотрелся в своих видениях и не такого, — на что я полукивнул. — Только ровесникам постарайся не говорить лишнего, — строго посмотрел он на меня.
— И не собираюсь, — честно ответил я. — Я, как уже говорил, все забыл, надеюсь, как и вы.
На последнее гильдмастер кивнул с уж слишком серьезной и невинной мордой. Растрепал кому–то, обреченно думал я, спускаясь в библиотечный подвал. Надеюсь, не критично, понадеялся я и начал пытаться понять, как и что устроено в библиотеке.
А в библиотеке был песец, холеный и толстый. Вся каталогизация заключалась в алфавитном порядке по названию, что повергло меня в пучины всякого, разного и не слишком приятного. Потому как понять, об чем, например, книга «Анкасимская песнь» за авторством какого–то там Пурехито, можно было, только её прочтя. Учитывая, что количество томов в библиотеке гильдии на взгляд приближалось к полусотне тысяч (безусловно, с учетом рукописных дневников и прочего, лежащего отдельно), все было не то чтобы плохо, но точно геморно.
Читать надо все, постановил я. И, заодно, провести нормальную каталогизацию, с указателями по типу магии, по авторам… блин, геморно как, опечалился я, направляясь в питейный зал. Выловив печального мастера, выяснил, что библиотекаря как такого гильдия не имела, маги лишь поддерживали чистоту и сохранность, ну и искал кто нужно и что нужно. Но вынести, согласно наложенным заклятьям, никто ничего не мог, что сохранило библиотеку от разбазаривания.
На мой вопрос, а можно ли мне привести библиотеку в порядок, в смысле, провести каталогизацию, я был осчастливлен милостивым дозволением, ну и отправился как грызть гранит, так и наводить порядок.
Ну и, до обеда, помимо составления указателей, я успел почерпнуть несколько любопытных моментов. Итак, для начала, язык вообще, в Фиоре, Айсберге, ну и, подозреваю во всем Ишгаре, если не в Земном крае, был в основе своей латынью, тут и моих скудных познаний хватало, чтобы это понять, благо, в памяти меня он был, и мыслил и помнил я на нем, как и на родном.
А вот дальше, после основы, начиналась натуральная джигурда, а именно — итальянский, испанский, немецкий, русский и, очевидно, японский языки участвовали, вполне равноправно, в создании местного пиджина. И выходила как раз та самая фигня, что с названием заклинания, использованного Ур: это и вечная заморозка, и морозная раковина, и ледяной гроб. Как хочешь, так и понимай, особенно если это написано (алфавит был латиницей). В разговорном попроще: ударение и манера произношения, но тоже неоднозначно.
С этим более–менее понятно, но джигурда и не думала заканчиваться. Например, было направление начертательной магии. Казалось бы, все понятно, пишешь, подаешь эфир и все работает. А вот нифига подобного!
Например, веское слово предполагало краткое и емкое, максимум в два «веских» слова определения действия, принимало эфир, работало… и писалось исключительно на английском, прямой подачей эфира и воображением. С разговорным ни черта не работало, как и с архаичными алфавитами и прочим. При этом, были очевидно японские варианты, при этом они были как несколько более ограничены, так и использовались исключительно одним иероглифом. Впрочем, черт знает, возможно в узкоглазом варианте автор прочитанной книги толком не разбирался, тоже вариант.
И да, призванные веским словом объекты были вполне материальными и настоящими, если, конечно, были объектами, а не состояниями. Магия созидания, как она есть, правда, с очевидным недостатком — например, менять форму, структуру, скорость и ряд прочих характеристик вескому словеснику было сложно, а зачастую и невозможно, невзирая на объем магии.
А теперь дальше. Начертательная магия под названием «письмена». Бывают темными, светлыми, огненными и серо–буро–малиновыми в крапинку, вопрос типа и склонности магии письменующего. И пишутся только и исключительно архаичным руническим алфавитом, судя по транскрипции слов которого — это что–то вроде древнескандинавского.
Так вот, помимо знания алфавита и прочего, письмена требовали «правил», что, к слову, коррелировало со скандинавскими рунами, которые имели прямое и перевернутое значение. Итак, рунами составлялось правило, исключения и последствия. Например, письменатель мог прописать на свое тело правило «я телепортируюсь туда», «если солнце не будет зеленым», «живым здоровым и сытым», например. Условно, но количество правил, исключений и заморочек поражало, причем тип письменания, магии для их воплощения, также имел значение, как и количество влитого эфира, яркость марса и прочие, важные и нужные факторы.