— Как вам у нас, Николай Федорович? Освоились немного?
— Немного.
— Шпионы наши как? Не обижают?
— Не обижают.
— Ну да, конечно, — усмехнулся Суслин. — Попробуй такого обидь. Самому дороже выйдет.
— Оно конечно… — неопределенно согласился Коля. Суслин выдержал необходимую паузу и перешел к сути разговора:
— А ведь у меня к вам дело, Николай Федорович. Ожидаемого вопроса не последовало. Коля смотрел не на Суслина, а в окно. Капитан посмотрел туда же, но ничего примечательного не увидел. За окном два зэка убирали территорию.
— Николай Федорович, — позвал Суслин явно отсутствующего Колю.
— А?..
— Дело, говорю, у меня к вам.
— А! Ну да, ну да, — собрался слушать Коля. — Какое? Суслин убедился, что клиент к беседе подготовлен, снова выдержал паузу и стал выстраивать свою обычную гнусную тираду, начав издалека:
— Я внимательно ознакомился с вашим личным делом, но, признаться, так ничего в нем и не понял. Вы — боевой офицер, заслуженный, награжденный, представленный к присвоению звания Героя Советского Союза… и вдруг находитесь в нашем лагере. Я уверен, что в вашем случае произошло какое-то недоразумение. Какая-то ошибка в вашем деле. Это совершенно ясно.
— То так… — вздохнул Коля.
— Я уверен, что в скором времени все разъяснится. Я уже направил запрос в Москву. Скоро все должно встать на свои места.
— Хорошо бы, — согласился Осипов.
— Мы не имеем права разбрасываться такими офицерами, — уверенно продолжил Суслин. — Но пока с вашим делом не выйдет окончательной ясности, вы, Николай Федорович, не имеете права самоустраняться от борьбы.
— Не имею, — подтвердил Николай Федорович.
— Вы все-таки майор государственной безопасности, — напомнил Суслин для пущей убедительности. — Этого звания вас никто не лишал.
— Разве? Тогда где же моя форма?
— Все в свое время, — Суслин вышел из за стола и наклонился над Колей, придавая интонации задушевный, даже интимный тон. — Все в свое время. Как только с вашим делом разберутся в Москве, вам немедленно вернут и форму, и оружие, и награды. Но вы же советский человек! Вы не можете уклоняться от борьбы с врагом, ссылаясь на то, что вас несправедливо арестовали! Вы — советский человек?
— Советский.
— И вы не можете уклоняться от борьбы?
— Не могу, — кивнул Коля.
Суслин с чувством пожал Колину руку двумя своими.
— Я знал! Я не мог в вас ошибиться! Я знал, что вы — наш, советский человек!
От таких похвал Коля даже несколько смутился.
— То, что на вас сейчас нет формы сотрудника государственной безопасности, ни о чем не говорит, — продолжал вещать Суслин. — В душе вы наверняка чувствуете себя офицером. Ведь так?
— Так, — кивнул Коля. — Чувствую… В душе…
— Я очень этому рад, — признался Суслин. — Очень рад! Очень. Ведь война идет не только на фронтах. Война идет и в тылу. И даже тут, в лагере, тоже проходит невидимая линия фронта.
Суслин провел ладонью по столешнице, показывая, где именно в его учреждении лагере проходит невидимая линия фронта.
— Враги обезврежены, — продолжил он. — Они разоблачены, обезврежены, арестованы и помещены в наш лагерь, но это не значит, что все эти подонки сложили оружие. В лагере активно действует троцкистское подполье, отмечены националистические настроения, особенно среди бывших полицаев и лиц, находившихся на временно оккупированной территории. Таких мы должны своевременно выявлять. Вы согласны со мной?
— Согласен. Но только как же я буду их выявлять, если заключенных первого барака содержат отдельно от всех остальных?
— Не беда! — утешил Суслин. — Мы в любой день можем перевести вас в другой барак. Но пока еще рано вас переводить. У вас и в первом бараке дел по горло будет.
— Это каких же?
Суслин отошел от Коли и сел на свое место за столом.
— Вот это уже разговор, — поднял он палец и стал рыться в ящиках стола. — Вот это уже дело! А то, знаете, не люблю я все эти вокруг да около. Я привык с людьми разговаривать в лоб. Я им — правду, они мне — правду, — капитан достал из ящика стола красивый плексигласовый портсигар кустарной работы. — Держите.
— Благодарю вас, но я не курю, — стал отказываться Коля.
— А это не для вас, Николай Федорович.
— А для кого?
— Скажите, Николай Федорович, кто кроме меня и начальника лагеря имеет право заходить в ваш барак?
— Ну… Как кто? — наморщил лоб Коля. — Сотрудники.
— Верно, — подтвердил Суслин. — Сотрудники администрации лагеря, которые делают в вашем бараке ежедневный досмотр, который заключенные называют шмоном. Только вот вместо того, чтобы отбирать запрещенные к хранению вещи, эти сотрудники иной раз проносят в барак запрещенные вещи. Скажете, вы об этом не знаете?