— Да чего хорошего? Которая рожала — на фиг она. Вот лет в девятнадцать телка — это нормал.
— Ну ты и гурман! Хотя… хотя я бы, конечно, тоже с девочкой лучше. — Мое воображение опять разыгралось, эта, с подоконника, перед глазами. — Погнали, может, она там еще!
— Кто?
— Ну, на кухне которая…
— О-ох, иди ты, иди, не мудись. Говна-пирога.
— Да как я один, ни с того ни с сего… Не смогу…
Сыграли десяток партий. Надоело. Жрать особенно нечего. Только картошка и хлеб. Картошка хоть и универсальный продукт, а уже не лезет.
— В понедельник в деревню смотаюсь, — мечтаю, — привезу мясного, огурчиков…
— Вези, вези! Похаваем.
У Лехи, в отличие от меня, вообще нет вариантов. К жене путь заказан, там уже другой хозяин, а родители — в Прокопьевске, отец у него бывший шахтер, а ныне инвалид, мать тоже какая-то больная, впору им помогать, а не ждать перевода или посылки с вкусненьким.
— Накатить бы, — говорит Лёха, вытягиваясь на кровати.
— Пойдем к Павлику с Ксюхой.
— Меня, в курсе, рвать тянет от ее этой хари!
— Ну, я тебя не трахать ее зову. Попросим у Павлика раскуриться.
— Раскуриться? Уху! А потом что делать, когда на хавку пробьет? Где хавчик-то?
М-да, он, в принципе, прав. Курнуть — хорошо, но при отходняке жрать как свинье охота. То-то узбеки всякие предпочитают шмалить в чайхане. Курнут, побазарят на философские темы, а потом скорей плов руками в пасть. Шашлыки, шаурму…
— Тогда давай до Валишеского, — предлагаю дальше. — У него, может, водяра.
— Бля, да когда у него водяра?! — Лёха безнадежно роняет голову на подушку. — Сам сшибает везде.
Он вновь погружается в разглядывание трещинок на потолке. Я брожу по комнате. На будильнике — половина двенадцатого. Засыпаем мы часа в два обычно… Как убить время?
— А что ты предлагаешь? — начинаю злиться. — Туда — нет, сюда — нет. Хотя бы телок каких-нибудь…
— О-ой, дебилина, — в ответ стонет Лёха. — Одни бабы в башке. Проблему сделал… Да спустись, они у входа рядами вон дежурят, только и ждут, кто б их подснял, напоил и оттрахал.
— Вот именно. А на хрена я им пустой? Была бы бутылка…
Лёха, прищурившись, осмотрел меня с ног до головы:
— Да, ты прав — без бутылки с тобой вряд ли кто согласится…
— Идио-от! — Валюсь на кровать.
Тихо. Санек за стеной, видно, срубился… Доживает свои последние дни на гражданке. Мается. Я это ощущение помню. Всё, кажется, конец тебе. Так вот посадят в поезд, лысого, слабого, перепуганного, и повезут на убой. А вокруг жизнь, люди свободные гуляют и не замечают, что ты с ними прощаешься. Равнодушные насчет тебя и счастливые. А тебе все — конец.
Отворачиваюсь к стене, царапаю ногтем выцветшие, полуистлевшие обои.
— Вот скажи, Роман, — необычно культурно, но с прикрытой издевкой начинает Лёха, — сколько тебе лет?
— Двадцать пять скоро. А что?
— Да так… Послушаешь тебя, впечатление, что ты пятнадцатилетний мальчик-колокольчик какой-то. Или, хе-хе, или в натуре, — он готов заржать, — еще ни разу?..
— Придурок, — говорю. — Пойми, мне необходимо общение с ними. Долгое, постепенное… Для меня женщина — это не только… это самое… Это чудо, понимаешь, нет? Нужен трепет, шепот ласковых слов, нежные прикосновения чтоб… А по-твоему: хватай пузырь и беги на случку…
— Хе, я и в одно рыло этот пузырь выжру легко, — перебивает Лёха, — без всяких баб. Мне трех лет сженой до отрыжки хватило. И кстати — надолго!
— Понятно, тогда отдыхай. — Продолжать этот разговор не хочется; несколько романтических фразочек, сказанных сначала вроде как в шутку, разбередили что-то внутри, стало совсем тоскливо.
Я сел на кровати и стал обуваться.
— Ты куда? — спрашивает Лёха тревожно.
— Пойду по коридору пройдусь.
— Пошли вместе.
Коридор длинный — через весь этаж. Мы живем в левом крыле общаги, а до конца правого метров триста, если не больше. Справа и слева частые двери. Коридор узкий, полутемный, половина ламп дневного света перегорела, другая светит слабо, часто мигая и потрескивая. Стены покрашены темно-синей краской, а двери какой-то болотной.
Проходим мимо опустошенных кухонь, вонючих пещер умывалок и уборных, запертых помещений для стирки — бывших душевых… А девочки той, на подоконнике, уже нет. Зря. Вот сейчас бы как раз подойти, заговорить, познакомиться. То да сё. Лёха, оказавшись от нее в двух шагах, стопроцентно бы согласился помочь мне…
— Давай все-таки заглянем к Павлику, — предлагаю, когда, дойдя до тупика в правом крыле, мы повернули обратно. — Вдруг что, а?