Змей продолжал курить.
Так вот в чём несостыковка… Я его крайне редко видел курящим.
– Это всё правда была?
Змей помолчал. Выпустил струю дыма. Снова посмотрел в небо…
– Правда, – ответил он через некоторое время. Потом скривил губы и добавил: – Вот только на кол никого сажать не собирался.
Снова усмехнулся с таким видом, что не собирался, а надо бы…
– Михайлин, давай следующего!
Вошедшего водителя, правое простреленное плечо которого было замотано свежим бинтом, особист встретил слегка ироничным приветствием:
– Ну, заходи, мил-человек. Вот, присаживайся, – Змей похлопал по лавке рядом с собой.
Водила мрачно посмотрел на него и, вняв приглашению, неторопливо присел возле него. Лейтенант снова достал «Герцеговину», смял мундштук, закурил от зажигалки, которую сразу же убрал в карман. Затем отдал зажжённую папиросу задержанному. Тот взял её целой левой рукой и затянулся. Все молчали.
Минуты через две особист задумчиво повернул голову к водиле.
– Ну, расскажи, за каким чёртом ты сменил свою родную сто шестьдесят пятую на пятьдесят восьмую? Или же родная была сто шестьдесят пятая, а фраер начал хвост поднимать, ты его пером и пуганул? Потянуло на сто шестьдесят седьмую[12].
– Хуже, начальник… Пи… Звезда с ним была – верещать стала…
– А на фронт за каким попёрся? Это же не твоя масть.
– У хозяина пайку срезали, а норму накинули[13]. Война, говорят. Мы это дело перетёрли, и выходило, что либо там сдохнуть, либо новый расклад прикинуть. Ещё по ушам проехали, дескать, кто «кровью искупит», с того всё разом спишут. Старый[14] добро дал, потому как если война, то не западло. И самому… опять же, мысля дёрнулась: «А может, и правда, заново всё перепишу?» А то как по малолетке загремел, так и кантуюсь.
– А, ну да… Первая ходка за буханку хлеба, что с голодухи в булочной стырил?
– Веришь, начальник? Вот как на духу… Беспризорники – народ бедовый, а жрать-то все хочуть.
– Ты на жалость не дави, у меня там уже мозоль кровавая. У тебя седьмая глава УК на лбу написана[15]. Что хлеб с голоду стащил – сомнительно. Это сейчас ты волчарой стал, но и когда щенком был, мараться не захотел бы. А вот то, что у какой-нибудь вороны сумку или кошель взял да ножичком пригрозил, чтобы не вякала, – это ближе к делу. Ты лучше расскажи, как с немцами в одной группе оказался.
– Жить захотел, вот и оказался.
– Журавлёв, погоди писать. Просто слушай. А ты, мил-человек, говори… Если грех за тобой – не обессудь. Пулю на тебя тратить не буду – сам бинты размотаешь, отойдёшь в сторонку и удавишься. Слово даю – мешать не стану. Если же просто не повезло… так ведь кривую можно выправить. Давай излагай…
– А чего там… Пролезли под Указ от 12 июля 1941 года «Об освобождении от наказания…». В начале октября пригнали примерно в эти места… только западнее будет. Говорят: «Здесь оборону занимай» Начинаем окопы рыть, приходит другой приказ: «Скорым маршем…» Всё бросаем и пёхом километров за двадцать идём «щей хлебать»… Там, опять же, всё по новой. Бросай – иди и опять копай в новом месте. Мы так неделю туды-сюды бродили. Без боя от роты половина осталась. Остальные то ли драпака затеяли, то ли отстали и потеряли нас в этой сутолоке. Я тоже пятки салом решил мазать. Не, начальник, ну что за дела?! Ежели штык примкнуть, обойму вставить, другую – в зубы, и «Вперёд, за Родину!» – так это одно дело, а с винтарём на плече и пустым брюхом на ботинки дорожную пыль собирать – это что за туфта?[16] Кабы не командиры-комиссары, да ещё сержанты, то через пару дней смотался бы.
Ну вот снова гонят куда-то, а нам навстречу народ бежит. Морды перекошенные, половина без оружия, а кто и без шинелей. «Немцы впереди!» – вопят. Я ещё подивился, какие такие немцы? Мы же на северо-восток чешем. Ни выстрелов, ни чтобы пушки бухали – ничего не было. Командиры – пацаны стоят, друг на друга смотрят, глазами хлопают. Пока судили-рядили, на дороге гул пошёл, как от «ХТЗ»[17]. Смотрю: какие-то серые хреновины выезжают… Опять же, эти… на мотоциклах… с пулемётами… Такую трескотню устроили, хоть святых выноси. «Танки! Танки!» – орут все и в разные стороны… Как тараканы… Даже я на что обтёртый, и то коленкой дрогнул. Хоть кто-то «К бою!» командовать начал. Остальных и на это не хватило. Комиссаров и командиров как ветром сдуло. Я такой кипеж прочухал и ноги в руки…
12
Уголовный кодекс в редакции 1926 года с добавлениями до 1938 года включительно. Статья 165: «Грабёж». Статья 167: «Разбой». Статья 58 часть 1: «Контрреволюционные действия». В понимании того времени – антигосударственная деятельность.
14
Здесь: опытный, авторитетный вор в законе, которому негласно подчиняются заключённые, пахан.