— Спасибо, товарищи! Нам пора.
Он попрощался со всеми за руку и, сопровождаемый Аверьянычем, пошел из цеха.
У ворот его догнал Овсеенко. Согревшийся от чая, отдохнувший у костра, он выглядел бодрым и посвежевшим. Ленин с удовольствием отметил это.
— Ну, что вы? — спросил он, заметив, что тот посмеивается в кулак.
Овсеенко махнул рукой.
— Не хотят просто верить, что вы — это и есть Ленин. Ей богу! А Федюша этот, знаете, что отмочил? Если бы, говорит, меня на место царя избрали, так я бы уж по заводам не ездил, а все бы на троне сидел да пряники ел на меду!
— Пряники на меду? — серьезно переспросил Ленин. И вдруг расхохотался так звонко, заразительно и безмятежно, как умел смеяться только он один и как ни разу еще не смеялся за все эти дни, полные нечеловеческого напряжения.
А кругом была ночь. В сгустившейся темноте затаился огромный город, к тревожному пульсу которого, казалось, прислушивалась вся Россия.
И когда уже усаживались в машину, он с облегчением вытер выступившие от смеха слезы и сказал уверенно, как бы про себя:
— Нет, никакому Керенскому не вернуть теперь к старому этих людей! Победа будет за нами.
НЕПРИМЕТНЫЙ СЛУЧАЙ
В Октябрьские дни в Смольном в самый разгар борьбы за утверждение Советской власти произошел один совсем незначительный, неприметный случай. Среди великих исторических событий той поры случай этот оказался затерянным и забытым. И однако забывать его все-таки нам нельзя, потому что не только на большом, но и на малом отчеканиваются временем великие черты революции.
А дело вот как было.
На второй или на третий день после переворота явился в Смольный один рабочий из-за Нарвской заставы. В руке он нес помятый и заржавленный бидон, судя по всему, из-под керосина. Действительно, еще у ворот, остановленный часовыми, рабочий этот, по фамилии Сергеев, сказал им:
— У нас в общежитии путиловских рабочих вот уже сколько дней нет света. Бились, бились, а керосину не достать. И вот теперь, поскольку настала наша народная власть, то товарищи прислали меня сюда, в Смольный, к Ленину, чтобы он распорядился налить мне керосину.
Ему говорят:
— Ты что, очумел, что ли? У Ленина и без тебя забот хватает. Он сейчас за всю революцию вопросы решает в наивысшем мировом масштабе. А ты тут с бидоном!
Однако рабочий этот был человек напористый.
— Все это так, конечно, дорогие друзья, но глядите, — говорит, — что получается: мы Зимний дворец штурмовали, а теперь я обратно пустой ворочусь. Нет уж, вы как хотите, только я без керосина отсюда уйти не могу и буду своего добиваться.
— Ну, что ж, — говорят, — добивайся, мы не помеха.
И вот пошел он, и пошел, и все самого Ленина спрашивает. Ему и говорят:
— Иди в комнату шесть. Там Ленин.
Зашел товарищ Сергеев в комнату, глядит: тут уже полно людей. И за столом сидят, и у стены, и около дверей сгрудились. И (Сергеев это собственными ушами слышит) разговор идет в мировом масштабе: про Германию, и про Вильгельма и Гинденбурга, и про грядущую революцию.
Он уже было смутился и обратно хотел шмыгнуть. И тут как раз поворачивается к нему один и спрашивает:
— А вы, товарищ, почему с бидоном?
Сергеев растерялся немного, но все-таки говорит:
— Мне бы товарища Ленина на одну самую короткую минуту.
И тут уж видит и сам: вот он, Ленин. Сидит и тоже на него смотрит.
— Что вам угодно, товарищ?
— Вот такое дело, — говорит Сергеев. — Прислали меня к вам, главе нашего рабочего государства, насчет керосину, потому у нас в общежитии за Нарвской заставой без свету совсем сидим, ну, просто, как суслики.
Ленин немного призадумался и спрашивает своего соседа за столом:
— Есть тут керосин в Смольном? Можно достать?
А в это время поднимается еще один, голова у него в курчавых таких завитках, как у негра, и прямо весь не в себе, руками так и машет.
— Позвольте, — говорит, — Владимир Ильич, неужели нас выдвинули сюда, на аванпост истории, чтобы мы в такой ответственный, решающий для всего мира момент занимались проблемой бидона с керосином?
Сергеев струхнул было, но видит: Ленин ничего на всю эту грозу с молниями не отвечает, а как ни в чем не бывало пишет в блокноте, отрывает листок и говорит:
— Вот, товарищ, возьмите эту записку, найдите Петрова, и керосин будет выдан.
Рабочий Сергеев хотел поблагодарить душевно и от себя и от своих товарищей, что, дескать, не зря надеялись, но видит, регламента на это нет. Вздохнул, головой наскоро покивал да и пошел.