Не взвидев света, шла Ульяна по притихшим вечерним улицам. Хлюпал под ногами мокрый снег, низко над головой с шумом пролетели галки. Мысли набегали друг на друга, какие-то вялые, куцые. А что, если поехать вместе с Николаем на эти работы?.. До сих пор ничего не говорит Лев Николаевич.
Со двора почтаря Галковича высыпала весёлая компания. Тишину непривычно резанула гармошка, недружно частушечным гиком завыли пьяные голоса. Широко распахнулись ворота, и, высоко вскидывая ломкие ноги, на улицу вылетел гнедой жеребец с лентами, вплетёнными в гриву. Лентами были обвиты дуга и зёленые тонкие оглобли.
Выбежал почтарь, высокий худой человек с неестественно прищуренным правым глазом. Тугой самогонный дух вился вокруг него.
— Двух сынов в Гирманию посылаю! — пошатываясь из стороны в сторону, звонко закричал почтарь. — Вы меня знаете… Два года в гирманском плену… жил как лебедь… Культуре выучился… Почтой вот заведовал у вас… Теперь сынов провожа-аю! Учитесь, сынки! Не посрамите, кобели, отцовску белу голову…
Последние слова его покрыли рёвом и причитаниями.
— Цыц мне, дурьё! — взвизгнул почтарь, но тут же повесил голову, повернулся, пошёл в избу.
— Как живёшь, Уля? — спросила подошедшая Варя, школьная подружка. — Да не смотри ты на эту кумедию, как живёшь?
— Кто б подумал… — сказала в ответ, а больше самой себе Ульяна и, не прощаясь, медленно побрела на свою улицу.
Назавтра вечером Ульяна пошла ко Льву Ивановичу. Учитель жил далеко, на другом конце села. В ожидании Ульяны Николай, погасив коптилку, прилёг на лежанку, и снова в его памяти отчётливо встала картина гибели Сашка. Он увидел яму, устланную жёлтыми, красными листьями, Сашка…
В сенях послышались шаги Ульяны. Николай вскочил, открыл ей дверь. Ульяна устало склонилась к нему, заплакала.
— Немцы расстреляли того человека, Коля. Я знала его. Это Мельников, секретарь колхозной партячейки. Лев Иванович говорит, что его выдал кто-то…
Медленно бредут по степной дороге волы, взбивая белёсую пыль. Скрипят немазанные колёса арбы. Изредка волы останавливаются, приметив вывалившуюся из повозки свёклу, торопливо хватают и долго жуют на ходу, пуская длинные сверкающие слюни.
Иван Ярыш и Николай уже вторую неделю возят свёклу с полей на сахарный завод в Малую Виску.
— Спалил бы кто это завод, что ли, — бубнит Иван.
— Как же! Спалишь его. Видел вчера: две машины немцев с собаками приехали, полицаям не доверяют. Вот мину бы достать… Ты в них не понимаешь, Ваня?
— Нет. Я — пулемётчик.
Их догнал невысокий плотный парень, в кургузом выгоревшем пиджачке.
— Гляжу, вы всё вместе да вместе. Ни до кого вам дела нет. Закурите?
Закурили. Пошли. Николай и Иван молчали.
— Фамилия моя Колесников, звать Григорием. Тоже из окруженцев, значит…
Он поглядел на Николая острыми прищуренными глазами.
— В братство своё примете? Втроём веселее… Будем буряки возить, думу думать…
— Судьбы у нас, как сапожные колодки, похожи друг на друга, — сказал Николай. — Что ж, приставай к нам, ежели не иуда…
Николай знает уже все ходы и выходы на заводе, примелькался немцам-охранникам, но все попытки пройти в главный цех ни к чему не привели — гнали в шею, грозили автоматом.
Приезжали на завод они всегда к вечеру. Взвесив свёклу, ссыпали её под откос в цементированную яму. На дне ямы проходил жёлоб, сильная струя воды уносила по нему свёклу на мойку. В моечной машине — громадном длинном корыте, наполненном водой, — быстро вертелись блестящие лопасти, перемешивая, перебрасывая свёклу, очищая её от земли. Лопасти гудели, вода пенилась, выплёскиваясь.
Машина работала сама, и лишь изредка сюда заглядывала мойщица.
Назавтра Николай остановился около железнодорожного переезда, будто бы исправить что-то в упряжи. Когда все подводы скрылись за насыпью, он побежал к двум сгоревшим вагонам, лежавшим невдалеке, быстро нашёл метровый кусок толстого углового железа, притащил к арбе, тщательно забросал его свёклой и тронулся догонять товарищей.
Сгрузив свёклу, он спрятал железяку у стены моечного цеха, отвёл к воротам волов и возвратился назад. Около моечной машины никого не было. Николай бросил железо в мелькающие лопасти. Не успел он прикрыть за собой дверь, как в цехе раздался грохот.
Через минуту Николай уже сидел на своей повозке и как ни в чём не бывало разговаривал с Колесниковым, поджидая Ивана, который выписывал пропуск на всех. Иван прибежал взволнованный. Сказал, что случилась авария и надо поскорее удирать.