— Два раза была у твоей Ульяны. Девочка здорова, говорит, на тебя похожа.
— Она, понимаешь-нет, хотела дочку. Я-то, конечно, сына, ну а теперь и дочке рад. Пишет, что саман начнёт лепить с весны, чтоб я приехал и сразу дом будем новый строить. Ты, Ваня, как думаешь, месяца через три немца прикончим?
— Приехал Козырев, помнишь, взводный. Был в тылу. Говорит, войск нагнали видимо-невидимо. Собираемся немца гнать до Берлина без остановки. Я думаю, если хорошо дело пойдет, через месяц «фрица» добьём.
— Приедем в Злынку, праздник затеем, да, Ваня?
— Ты биноклем-то не шибко верти. Тут у них снайпер есть. Позавчера одного парня с нашего взвода…
— Гляди, Ваня…
Далеко на левом фланге за «костылём» — немецким самолётом-разведчиком — гнался наш истребитель. Видно было, как немец старался прижаться к земле, как он вертелся, как издалека стали бить по истребителю зенитки…
В полночь отделение Николая ушло в разведку. Возвратились под утро без пленного. День отдохнули, вечером снова ползком, к немецким траншеям…
Николай написал в Заонежье сестре Наталье пять писем. Ответа всё не было. Первое письмо он получил перед Новым годом.
«Коленька, братец родимый!
Получила я твоё письмо и стала совсем глупая от радости. А то всё слезы рушила. Чуяло моё сердце, что жив ты. Уж ты не злись, не ругайся — Богу молилась за тебя да за Алексея. Вот и живые вы, Алексей мой на Урале, в госпитале…
Береги себя, Коленька, ой, береги! Род-то наш, Ригачиных, вымирает. Из мужиков ты да брат Яков остались. Об Якове пока не слыхать, ждём, когда объявится. Натерпелись мы, Коленька. Горбатились на чужаков.
После врага азарт к работе у всех в деревне. Не беда, что хвораю — попросилась я на ферму, теперь с утра до вечера там.
Поклоны тебе от всех.
Иришку помнишь? Кланяется тебе, карточку просит.
Твоя сестра Наталья».
На календаре долгожданное 12 января 1945 года. Стрелки хронометра отсчитывают время. Последние минуты, 4 часа утра. Шквал артподготовки. Два с половиной часа били пушки по укрепленной обороне фашистов. Еще не умолк грохот, а уже вперед устремились танки, пехота…
Наступление началось по всему фронту, и ничто уже не могло остановить его. В январе дивизия вступила на территорию Германии. Грязный, окровавленный снег. По полям широкие развороченные танками колеи. Сотни машин, самоходок, пушек. Колонны пехоты. Гигантские бело-красные веретена проносятся над головой и сразу же исчезают: это работают «катюши». Идут войска. На перекрестке высокий добротный столб — указатель. Черная готическая подпись: «Берлин — 400 км».
В ночь на 21 января 1945 года 287-й полк продолжал гнать немцев на запад. Снег, шедший с вечера, перестал. Ветер прогнал косяки туч, и над головой задрожали редкие утренние звёзды. Но через час снова наползли толстенные тучи, небо стало низким, чёрным.
После полуночи командир полка Ерёмин и начальник штаба майор Куприянов вызвали к себе комбатов.
— Впереди польский город Ключборк, или Крайцбург, как его называют немцы, — сообщил начальник штаба. — Посмотрите на карту. Здесь главный удар полка. Наши соседи будут действовать слева и справа.
— Город будем брать сходу, — перебил его подполковник Ерёмин. — Надо ворваться в Крайцбург у немцев «на пятках», не отставая и не отрываясь. Каждая минута промедления — лишние человеческие жизни. Ясно? Необходим «язык». Мы не знаем, сколько их там, как укреплён город… Рассмотрим задачи батальонов…
…По мелковатой, занесённой мокрым снегом балке взвод Даирова добрался до противотанкового рва, от которого было рукой подать до первых домов Крайцбурга.
— Ригачин, ты пойдёшь вправо. Я со вторым отделением — прямо. Далеко не заходить, — отдал приказ Даиров.
Километрах в двух от них, там, где подходил полк, начали рваться снаряды. Чувствовалось, что немцы пока бьют беспорядочно. Впереди всё было спокойно.
Они проползли метров триста и увидели у длинного пакгауза немцев, торопливо грузивших что-то в машины.
— В обход! — шепнул Николай. — Пронин, вперёд, гляди в оба!
Медленно светало, сквозь мглу всё явственнее проступали невдалеке ровные ряды щитовых бараков.
— Концлагерь, — шепнул Юра.
— Ещё один, — сказал Николай. — Сколько же они их понастроили, звери двуногие… А ну за мной!
Но лагерь был пустой. Они перемахнули через невысокую стену, миновали два недавно побеленных сарая и вышли к высокому кирпичному дому. Ставни закрыты, двери замкнуты. Невдалеке взвилась ракета, за ней другая. Дальше в город идти было опасно.