Боль в груди распространяется, когда я смотрю на женщину, которая продолжает удивлять меня своей непоколебимой готовностью просто... жить. Она такая храбрая, сильная и уязвимая, что не знаю, смог бы я стать когда-нибудь таким. От этого трудно отвести взгляд.
Я касаюсь щеки Линси, проводя подушечкой большого пальца по влажному следу, оставленному слезами.
— Ты ведь из-за Леннон хочешь открыть собственную клинику?
Она кивает и неуверенно улыбается.
— Те времена были такими страшными для нее и всех нас. Я считаю, что открытие такой клиники, какую хочу открыть я, поможет стольким детям и семьям.
Я долго смотрю в ее карие глаза, поражаясь тому, что из всех женщин, с кем у меня мог быть ребенок, этой женщиной стала именно она.
— Джонс, ты единственная в своем роде, ты в курсе?
Она выдыхает через нос и пытается отшутиться от моих слов:
— Это хорошо или плохо?
— Хорошо. — Я пригвождаю ее серьезным взглядом. — Потому что ты не закрываешься от своих страхов. Они толкают тебя вперед.
Все веселье с ее лица исчезает, когда наши взгляды встречаются. Я наклоняюсь над двумя спящими девочками и притягиваю Линси ближе, чтобы прижаться губами к ее губам. Мне нужно это прикосновение. Нужен этот момент. Нужно почувствовать все, чем сейчас обладает Линси, — доброту, оптимизм, свет. Она — олицетворение надежды. Знак того, что в этом мире есть люди с открытыми душами и открытыми умами, каждый день рискующие своим сердцем и живущие, чтобы рассказать людям свою историю. Линси Джонс — это все, кем я хотел бы стать.
Глава 21
Линси
Я еле дышу, когда Джош прерывает наш поцелуй и поднимается с дивана с Леннон на руках. Он приказывает мне оставаться на месте, и выражение его лица не оставляет места для споров. Я терпеливо сижу, пока он несет ее по коридору в мою спальню, все еще потрясенная тем, что он рассказал о своей жизни в Балтиморе.
Что-то подсказывает мне, что это еще не конец истории, но тот факт, что он мне открылся, дает надежду, что, возможно, Джош начинает терять бдительность. Возможно, считает меня кем-то большим, чем просто своей ответственностью и женщиной, вынашивающей его ребенка.
Джош возвращается и забирает из моих рук Клэр, и я встаю, чтобы последовать за ним по коридору в свою спальню. Он укладывает Клэр рядом с Леннон, словно делал это уже миллион раз. Не могу удержаться, наблюдая за ним, разинув рот.
Джош обычно такой сдержанный и стойкий, почти как статуя, — версия самого себя. Даже сегодня, когда тот помогал мне с детьми, он никак не пытался установить связь с девочками. Просто вел себя, как обычно сдержанно. Он из тех мужчин, которые редко проявляют любовь.
Но когда Джош со всей нежностью любящего отца убирает прядь волос с лица Клэр, во мне расцветает надежда. Вполне возможно, в его сердце все-таки найдется местечко для нашего ребенка. И флюиды сексуального папочки, которые он источает, заставляют мои гормоны кричать, требуя внимания.
Джош отступает от кровати, берет меня за руку, тянет за собой и выходит из комнаты, закрывая дверь. Прежде чем я успеваю сказать ему, какой горячей была эта сцена, меня прижимают к стене, и его губы оказываются на мне в отчаянном, голодном поцелуе.
Я всхлипываю от удивления, когда Джош молча приказывает моим губам раскрыться. Его язык погружается внутрь, пробуя, поглощая и пожирая меня. Мне уже знакомо тело этого мужчины. Я знаю, что сводит его с ума, что его возбуждает.
Но этот поцелуй...
Такой поцелуй мне не знаком.
Он интенсивный и безумный. Настолько, что я едва могу дышать.
Мое естество пульсирует в ожидании освобождения, которое он пробуждает во мне своими губами, в то время как мысли несутся со скоростью света в замешательстве от очевидных перемен в нем. Перемен, развитие которых не должно останавливаться.
Его потемневшие глаза жадно блуждают по моему лицу.
— Ты нужна мне, Линси. Мне нужно быть внутри тебя.
Его глубокий голос полон такой тоски, что по груди пробегает дрожь. Я рывком притягиваю его к себе и снова целую. Наши языки переплетаются друг с другом, пока мы на ощупь пробираемся по коридору.
С ним всегда так. Молниеносные разряды желания ударяют из ниоткуда, застав нас врасплох. С тех пор как я испытала такую страсть, не перестаю задаваться вопросом, смогу ли когда-нибудь жить без нее. Особенно без того, что происходит сейчас. К такой смеси страсти и обожания я могла бы легко привыкнуть.
— Мы должны вести себя тихо, — шепчу я хриплым от желания голосом, когда он затаскивает меня в свою спальню. Место, где мы занимаемся сексом и спим рядом, но никогда не обнимаемся. Все эти недели я твердила себе, что Джош просто не любитель нежничать, и тот факт, что он не выставлял меня из своей постели после занятия любовью, уже был хорошим знаком.
Но занимались ли мы любовью?
Не думаю.
Мы трахались.
Мы совокуплялись.
У нас чудесный грязный секс, который иногда включает в себя порку.
Но мы никогда не занимались любовью.
И он никогда не смотрел на меня так, как сейчас, когда запирает дверь и идет ко мне.
Я сглатываю комок в горле, когда в темно-зеленых глазах Джоша сверкает тоска, крайняя нужда и какое-то более глубокое чувство. Как в тот вечер, когда он лечил мою обожженную руку. Что кажется важным и от чего невозможно оторвать взгляд, потому что я не хочу упустить это.
Приблизившись, Джош молча наклоняется, снимает с меня хлопковое платье, лифчик и трусики. От предвкушения и возбуждения я становлюсь мокрой.
С низким рычанием он опускает голову к моей груди, поклоняясь ей губами и языком, лаская так, что мне становится настолько хорошо, что я могу кончить прямо на месте. В последнее время груди очень болели, но восхитительная агония его прикосновений к нежной плоти заставляет клитор пульсировать в ритме с сердцем, разжигая угли желания в ревущее пламя бушующей потребности.
Он отстраняется, чтобы снять с себя одежду, и глубоко внутри эхом отдается боль потери. Когда он стоит передо мной, восхитительно обнаженный, его твердый член подпрыгивает между нами, я опускаюсь на колени и глубоко втягиваю его в рот. К сожалению, у Джоша другие планы.
Он разворачивает меня, его руки блуждают по моим бедрам и между них. Прижимает меня к себе, его шелковистая твердость утыкается в мой мягкий зад, от этого ощущения по всему телу бегут мурашки.
Я громко вскрикиваю, когда его пальцы находят клитор, отчаянно нуждающийся в освобождении. Его рука застывает, он касается губами моего уха.
— Ш-ш-ш, детка. Тебе нужно вести себя тихо.
Детка? Джош никогда раньше меня так не называл.
Он укладывает меня на кровать на бок, ложится сзади, поднимает мою ногу и направляет член в мой центр.
— Готова, детка? — шепчет он глубоким и успокаивающим голосом, скользя губами по моему плечу и вызывая дрожь по всему телу.
— Готова, — тихо стону я, стараясь не шуметь. — Боже, Джош, я хочу тебя.
— Ты нужна мне, — резко отвечает он, словно поправляя меня.
Затем берет меня за подбородок и поворачивает мою голову так, что я смотрю на него через плечо. Тепло в его глазах, уязвимость, которую он больше не скрывает, — это все, чего я от него хотела. Вот он — настоящий Джош. Не сломленный, не скрытный, а самый настоящий.
Отчего становится легче, потому что…
Я влюбляюсь в него.
Проклятье.
Со слабым вздохом его рука скользит вниз по моему телу и шире раздвигает мне ноги, он входит глубоко, замирая на мгновение, пока мое тело приспосабливается к вторжению. Когда я вскрикиваю, он прижимается губами к моему рту и атакует глубокими, одурманивающими поцелуями, все еще оставаясь внутри меня. Неподвижно, неумолимо. Поцелуй ленивый, словно у него есть все время на свете. Все это действо погружает меня в бредовое состояние, и мне приходит мысль: можно ли достичь оргазма только от поцелуев.