— Это из-за вчерашней помолвки Кейт и Майлса?
Я отрицательно качаю головой.
— Нет. Я просто думаю, для нас логично пожениться. У нас будет ребенок.
Она издает смешок.
— Гм... я в курсе!
Я сажусь и жду, что она скажет дальше, но она молчит.
— Ты скажешь мне, о чем думаешь?
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его и качает головой, будто не в силах поверить, что это происходит на самом деле. Издав странную канонаду звуков, Линси внезапно скатывается с кровати, сжимая простыню, обернутую вокруг ее обнаженного тела, и направляется в мою гардеробную. Хватает с полки футболку и смотрит на меня с открытым ртом, будто собирается что-то сказать, но потом, должно быть, передумывает и, отвернувшись, выходит из спальни. Я вскакиваю с кровати, хватаю спортивные штаны, торопливо одеваюсь и бегу за ней по коридору.
Она на кухне у открытого холодильника.
— Ты мне ответишь? — требую я, когда она достает из холодильника мясную нарезку и сыр и выкладывает их на кухонную стойку.
Прищурившись, Линси проносится мимо меня в кладовую за круглой доской для мясного ассорти.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, когда она возвращается на кухню.
— А на что, черт возьми, это похоже? — шипит она язвительно, когда хватает большой нож из держателя. — Готовлю мясное ассорти.
— На завтрак?
— Да, потому что ты только что попросил меня выйти за тебя замуж, Джош, а я еще даже зубы не успела почистить! — Она наклоняется ко мне с острым ножом в руке, и на ее глаза наворачиваются слезы.
— Ладно. — Я нервно хватаюсь за шею. — Прости. Не думал, что мое предложение тебя расстроит.
— И почему же ты думаешь, что я расстроена? — Она вскрывает упаковку выдержанного чеддера и нарезает его ломтиками.
От раздавшегося всхлипывания я морщусь.
— Потому что ты, по всей видимости, плачешь?
Она стреляет в меня широко раскрытыми обвиняющими глазами.
— А мне нельзя просто нарезать сыра и немного поплакать? — Она берется за дор блю.
Я издаю странный горловой звук.
— Чего? — рявкает она.
— Ты не можешь есть дор блю.
— Почему?
— Потому что он непастеризованный, помнишь? Это написано в твоей книжке для беременных.
Ее челюсть в ужасе отвисает, и она поднимает нож.
— Ты что, издеваешься надо мной? Почему бы тебе просто не отрубить мне голову?
Я не могу не закатить глаза.
— По-моему, Джонс, ты слишком драматизируешь.
— Нет! — восклицает она, оставляя дор блю и принимаясь раскладывать на доске Пеппер Джек. — Я буквально не могу делать ничего веселого. Не могу приготовить на обед мясную нарезку. Не могу пить. Не могу есть непастеризованный сыр.
— О чем ты? — спрашиваю я, чертовски смущенный тем, что она сейчас больше озабочена едой и выпивкой, чем тем, что я прошу ее выйти за меня замуж. Линси почти не жалуется на беременность, так что все это не имеет никакого гребаного смысла.
Она бросает нож на стойку и указывает на свой живот.
— Я не могу быть веселой беременной. Не могу весело жить с парнем. А теперь я даже не могу весело обручиться. Все события в моей жизни происходят по блядскому умолчанию.
Я опираюсь рукой на стойку и смотрю на нее, от боли в ее голосе у меня жжет в груди.
— Ты, правда, хочешь такого грандиозного предложения, какое сделал Майлс?
— Возможно. — Ее карие глаза широко раскрыты и в них стоят слезы. — Неужели это так плохо?
Я в отчаянии склоняю голову.
— Но такое, как правило, для людей, которые…
— Что? — фыркает она, раздувая ноздри от возмущения. — В отношениях?
Я сжимаю губы, зная, что любые мои слова расстроят ее еще больше, но также зная, что ей нужно смотреть на это с позиции практичности, а не эмоций. Глубоко вдохнув, беру ее за плечи, не обращая внимания на то, как она вздрагивает от моих прикосновений.
— Нам было очень хорошо вместе, Джонс, и я считаю, что женитьба сделает все намного лучше, она уберет любую неопределенность.
Ее брови сходятся на переносице.
— Какую неопределенность?
Я пожимаю плечами.
— В том, где мы будем жить. Кто будет за все платить. Чью фамилию будет носить ребенок. Будем ли мы когда-нибудь встречаться с кем-то еще в будущем.
Губы Линси удивленно приоткрываются.
— Ты серьезно?
Во мне вспыхивает раздражение, потому что все это кажется мне дьявольски очевидным. У нас, черт побери, будет ребенок. Я смотрю на ее живот, и боль в груди возвращается, потому что ребенок прямо здесь, между нами, растет, живет, развивается. Почему она не видит в нашей свадьбе ничего хорошего?
— Линси, — говорю спокойно, — ребенок свяжет нас на всю жизнь, несмотря ни на что. Вот почему нам с тобой так важно пожениться. Я думал, что с твоим католическим воспитанием и миллионами намеков, которые бросала твоя мать, ты будешь счастлива от этой идеи.
Ее подбородок дрожит, и она обмякает в моих руках.
— Не так я представляла, как все это произойдет, — хрипит она дрожащим голосом, эмоции, которые та едва сдерживала, выплескиваются наружу. Линси прижимается головой к моей обнаженной груди и шепчет: — Я едва проснулась, а ты просишь меня выйти за тебя замуж, будто интересуешься, хочу я на завтрак блинчиков или вафель.
— Откуда мне было знать, что ты захочешь мясное ассорти? — пытаюсь я пошутить, поглаживая ее по спине.
Она не смеется. Вместо этого отстраняется и свирепо смотрит на меня.
— Ты хоть любишь меня, Джош?
Моя грудь резко вздымается от такого провокационного вопроса, и я поджимаю губы, ненавидя, что сейчас она ставит меня в затруднительное положение, и, ненавидя, что не могу дать ей ответ, который, уверен, та хочет услышать.
— Ты мне небезразлична, Линси, — отвечаю хриплым голосом. — Честно говоря, ты мой самый близкий друг. Но я не способен любить. Мой мозг просто больше так не работает.
Она прикусывает губу и закрывает глаза, и две слезинки скатываются по ее щекам.
— Звучит, как веская причина сказать «да».
Я наклоняю голову.
— Я думал, это сделает тебя счастливой.
Она качает головой, ее глаза покраснели от слез.
— Ты серьезно думал, что предложение руки и сердца без любви, сделает меня счастливой?
Когда она так говорит, это звучит ужасно. Но, черт возьми, это необязательно. Нетрадиционные отношения не редкость. Нам с Линси хорошо вместе. Последние несколько месяцев стали тому доказательством.
— Брак не должен быть такой уж большой проблемой, Джонс. Мы все еще можем быть собой, но просто... женаты.
— И не влюблены, — решительно отвечает она, отворачиваясь от меня и возвращаясь к еде. Я делаю движение, чтобы обнять ее, но она вскидывает руку, останавливая меня. — Мне нужно время и пространство, чтобы подумать об этом, Джош.
Я киваю и потираю затылок.
— Может, хочешь вернуться в постель? Еще очень рано.
Она отрицательно качает головой.
— Если захочу, то пойду в свою комнату.
Сердце сжимается от такого ответа. Она не называла свою комнату «своей» с тех пор, как мы снова начали заниматься сексом. Ее комнатой была моя спальня. И так нелепо, несправедливо, невообразимо... я чувствую себя отвергнутым, отчего по груди распространяется боль.
Ее руки дрожат, и меня охватывает ужасное чувство вины за многое. За то, что она забеременела. За то, что позволил Дину залезть мне в голову. За то, что мое прошлое изменило меня так, что я даже не могу влюбиться в идеальную для меня женщину.
— Мне жаль, детка. — Я пытаюсь взять ее за руки, но она отстраняется.
Покачав головой, Линси отвечает: