— Знаю. Но сейчас я не могу с этим справиться. Я с такой легкостью падаю в твои объятия и не обращаю внимания на то, что ты держишься от меня на расстоянии. — Линси вытирает глаза, и у меня внутри все переворачивается.
Я здорово облажался.
— Может, — добавляет она, — я смогу мыслить более ясно, если мы снова сделаем шаг назад. Сейчас во мне бушуют гормоны, и нам обоим стоит серьезно подумать о том, что между нами происходит и к чему это приведет.
Она поворачивается, чтобы выйти из комнаты, но я не могу отпустить ее вот так. Рванув за ней, я останавливаю ее.
— Я здесь ради тебя, Джонс. Ради ребенка. Ты хочешь об этом подумать, я понимаю. Просто знай, что это действительно то, чего я хочу, и, думаю, мы могли бы быть счастливы вместе.
Она деревянно кивает, прикусывая губу, очевидно, изо всех сил стараясь не заплакать, и выходит из комнаты.
Я только усугубил ситуацию.
Блядь. Я и вправду мудак.
Глава 25
Линси
— О, боже, — стону я, пристальнее вглядываясь в весы, надеясь, что глаза меня обманывают.
Медсестра улыбается.
— Для тридцать четвертой недели — совершенно нормальный вес.
— Нормальный? — восклицаю я, моя челюсть отвисает от ужаса. — Такая прибавка в весе — это нормально? Что тут ненормального?
Джош двигается позади меня.
Я оборачиваюсь и тычу в него пальцем.
— Не смей смотреть на цифру, или, клянусь пирожковыми богами, я проткну тебя очень остро заточенной пластиковой вилкой.
Джош одаривает меня равнодушным взглядом, но быстро отступает.
Медсестра записывает чудовищную цифру и проводит нас в смотровую. Орешек шевелится, явно делая все, что в его или ее силах, чтобы устроиться поудобнее, судя по всему, моя пирожковая задница произведет на свет явно пирожкового ребенка.
— Наденьте халат, доктор Лиззи скоро будет, — говорит медсестра, разглядывая Джоша, который выглядит таким горячим и таким доктором в своем рабочем халате, а затем выходит из комнаты.
Быстро переодеваюсь в ванной и заползаю на смотровой стол, чувствуя себя выброшенным на берег китом в балахоне.
— Хорошо тебе, ты секси, на тебя пускают слюни смазливые медсестрички, в то время как я все больше раздуваюсь и смогу стать источником вдохновения для парада в День благодарения.
— Прекрати, — ворчит Джош, откидываясь на спинку стула рядом. — Ты не толстая. Ты беременная. И даже если бы ты была толстой, ты все равно горячая.
— Я не горячая, — стону я, приподнимая халат и указывая на живот. — Теперь у меня на животе есть эта странная вертикальная линия, и я уверена, что мой пупок никогда не примет прежнюю форму.
Джош отворачивается от моего живота, слегка прищурившись.
— Что же, Джонс, в тебе растет человек. Следует ожидать некоторых изменений во внешности.
Закатываю глаза от его дурацкого докторского ответа. И дурацкой докторской реакции. И нашей дурацкой, нелепой ситуации.
Прошел месяц с тех пор, как он сделал мне предложение, и мы превратились из счастливой пары, занимающейся великолепным сексом и искренне наслаждающейся обществом друг друга, в едва уживающихся друг с другом чужаков. Я сплю в своей постели, он — в своей. Иногда он спрашивает меня, рассматривала ли я его «предложение», будто это не более чем деловая сделка. И каждый раз я ему отвечаю, что до сих пор не знаю, чего хочу.
Потому что я не знаю.
Потому что я дура. Дура, которая знала, что этот мужчина не способен любить, но все равно позволила себе влюбиться в него. Позволила себе мечтать о счастливой полноценной семье, о том, чтобы иметь больше детей, о нормальном семейном отдыхе и занятиях для двух человек, которые любят друг друга и хотят жить вместе.
Но с Джошем такое невозможно, и мне нужно решить, смогу ли жить с этим. А я понятия не имею, что мне делать. Вот почему не рассказала о предложении даже Кейт и Дину. Не хочу, чтобы кто-то влиял на мое решение. Кейт скажет, что я заслуживаю настоящей, эпической любви и что должна вышвырнуть доктора Мудака на обочину. А Дин скажет, что доктор Мудак непременно меня полюбит… просто надо дать ему немного времени.
Проблема в том, что времени у меня нет. Ребенок родится уже очень скоро, и до этого момента я бы хотела знать, какое счастье меня ждет.
Входит доктор Лиззи, прерывая мой ментальный ступор.
— Привет. Как у нас дела? — Она лезет в ящик стола и достает допплер.
— Я огромная, — невозмутимо отвечаю я.
Она улыбается.
— Вы именно такая, какой я хочу вас видеть.
Она выдавливает мне на живот немного геля и поворачивает динамик, чтобы услышать сердцебиение.
— Вы подсчитывали удары?
Я киваю.
— Да... орешек очень активен, что удивительно, потому что я не думаю, что ребенку там достаточно места для дыхания, не говоря уже о кувырках.
Доктор Лиззи кивает.
— Женское тело — удивительное творение.
Сердцебиение ребенка пульсирует через допплер, и все внутри меня млеет каждый раз, когда я слышу этот волшебный звук. Удивительно, как до безумия можно влюбиться в кого-то еще, даже его не видя. Жаль, что Джош понятия не имеет, на что это похоже. Каким отцом он будет для этого ребенка, если, по его словам, не способен любить?
— Пульс хороший. Сейчас проверим шейку матки, — говорит она, протягивая мне салфетку, чтобы вытереть гель.
— О, хорошо, самая веселая часть, — бормочу я, занимая позицию.
За месяц это самое большее, что мне перепадает, потому что папочка моего ребенка решил надеть кольцо мне на палец. Вот только... кольца не было. Еще одна причина, по которой мое предложение войдет в книгу рекордов как самое жалкое.
Доктор Лиззи заканчивает осмотр и помогает мне сесть.
— Вы обсуждали план родов?
Я мотаю головой в знак отрицания.
— Пока нет, но я подыскала ясли при оздоровительном центре моего босса.
Я улыбаюсь, потому что мы с доктором Гантри так хорошо ладим, что она предложила мне более постоянную работу в своей клинике после того, как я вернусь из декретного отпуска. Несмотря на все, что происходит между мной и Джошем, это единственный положительный момент, за который я крепко держусь.
Доктор Лиззи улыбается.
— Замечательно, и не беспокойтесь о плане родов. У вас есть немного времени, чтобы определиться, но не тяните слишком долго. У вас тридцать четыре недели, наблюдаются признаки схваток, и раскрытие уже до сантиметра. Не удивлюсь, если малыш сбежит немного раньше из-за стесненных условий проживания.
— Как полагаете, когда ребенок может родиться? — спрашивает Джош, и в его тоне нет ни капли непринужденности.
Доктор Лиззи вскидывает руки.
— У многих женщин раскрытие не меняется до последнего дня, поэтому постарайтесь не волноваться.
— Если бы роды начались сейчас, это наверняка означало бы перевод в отделение интенсивной терапии, да? Ей нужен постельный режим? Она может бросить работу.
У меня отвисает челюсть.
— Извините, — огрызаюсь я и с предупреждающим выражением поворачиваюсь к Джошу. — Не надо говорить за меня.
Джош прищуривает глаза.
— Линси, если у тебя раскрытие уже на сантиметр, тебе следует соблюдать постельный режим. Сейчас не время для твоих...
— Эй, пожалуйста, успокойтесь. У многих моих пациенток раскрытие шейки матки на сантиметр происходит довольно рано, но потом не меняется до самого конца. Некоторым даже приходится вызывать роды.
— Нам не нужна стимуляция, — огрызается Джош, и я снова поворачиваюсь к нему. В его глазах вспыхивают оборонительные искры. — Вы читали о стимуляции? Она вызывает множественные риски.