Франческо Пикколо
Минуты будничного счастья
Из будущей книги
Вступление Евгения Солоновича
Минутой далеко не будничного счастья стала для меня в минувшем году встреча с книгой прежде незнакомого мне писателя. Открытые наугад страницы — одна, другая, третья — призывали не останавливаться на них, а тот, кому они обязаны были жизнью, казалось, обращался ко мне с вопросом: неужели ты не переведешь мою книгу?
Ответом на его заочный немой вопрос является эта публикация.
Переводя «Минуты будничного счастья», я тщетно пытался определить жанр книги. Варианты (немногие) были, но все они упирались, как в стену, в булгаковские «Записки на манжетах» и в совсем уж не подходящие для итальянца астафьевские «Затеей»…
Варианты были, пока я не сказал себе: хватит. Пока не сказал себе, это не рассказы и не эссе. Житейские истории? Любовные? Возможно, хотя применительно не ко всей книге. Заметы? Может быть, хотя тоже применительно не ко всем страницам этого необычного коллажа. Ну вот, а говорил себе: хватит. Конечно, это коллаж. Коллаж из воспоминаний, впечатлений, мыслей, поступков, разговоров. Своего рода мозаика, сочетающая разновеликие детали.
«Минуты будничного счастья» — не первая книга Франческо Пикколо. Расширению круга читателей его романов и рассказов способствует растущая известность их автора как сценариста: по сценариям Пикколо и сценариям с его участием снято более десятка фильмов.
Свою первую книгу Франческо Пикколо не без кокетства озаглавил «Дневник бесталанного писателя» (1994), и не исключено, что именно ее он имел в виду, признаваясь: «Думаю, что я начал писать лишь потому, что меня неудержимо притягивали чистые листы бумаги».
Минуты будничного счастья
Ранним воскресным утром, когда в городе пусто и тихо и он прекрасен, я выхожу из дома побродить по улицам. И каждый раз встречаю их — двух или трех, а однажды встретил целых пять. Реже попадается одна. Но чтобы не встретить ни одной, такого не бывает.
Все они элегантно одеты, все на высоких каблуках, но наряд субботнего вечера не вяжется с размазанной косметикой на утренних, бледных после почти бессонной ночи лицах. В ушах, бывает, блестят серьги, на платьях или пальто — брошки. Иногда случается пройти несколько кварталов, прежде чем я услышу стук каблуков или звук открывающейся двери подъезда, откуда выходит одна из них, досадливо щурясь от утреннего света.
Она провела ночь в чужой квартире и сейчас ищет в незнакомом районе бар, чтобы выпить по дороге домой каппуччино.
Сразу видно: она принадлежит вчерашнему дню и не имеет ни малейшего отношения к воскресному утру. Она красивая, очень красивая, бледная, растерянная, оглушенная усталостью. Обессиленная. Но под выражением потерянности, как под ковром, прячется намек на счастье. Я вхожу вслед за ней в бар, тоже беру каппуччино, стою чуть поодаль, но так, чтобы видеть ее; я, не собираясь с ней заговаривать, лишь смотрю, как она медленно крутит ложечку, уставившись в пустоту, зевая. Я наблюдаю за ней, пока она не направится к выходу, пока не застучат в тишине каблуки. Она открывает дверь бара и уходит, иной раз забыв заплатить. И только с этой минуты можно считать, что вчерашний вечер закончился.
Заранее покупаю билет на поезд. Придя на вокзал, не сразу сажусь в вагон. Жду. Разглядываю журналы в киоске, покупаю в автомате бутылку воды. За две-три минуты до отправления поезда вхожу в вагон. И приближаюсь к своему месту с надеждой. Часто мне удается оценить обстановку. Если мое место свободно, кладу наверх чемодан и сажусь.
Разочарованный.
Потому что получаю удовольствие, когда обнаруживаю, что кто-то сидит на моем месте, молясь про себя, чтобы я не пришел.
Я знаю, что он то и дело смотрел на часы, знаю, что всякий раз, как кто-нибудь двигался по проходу в его сторону, он боялся, что идет человек, который предъявит билет на это место, знаю, что всякий раз, когда оказывалось, что опасность миновала, он с облегчением вздыхал — с облегчением и с надеждой. И знаю, что сейчас, когда поезд вот-вот тронется, он думает, что всех перехитрил.
В эту минуту появляюсь я. С неоспоримым правом заставить его освободить место.
Я, который еще несколько лет назад боялся найти свое место занятым, потому что мне было стыдно говорить, что это место мое, стыдно и неприятно. А теперь я, как последняя сволочь, делаю это с удовольствием.