— Догадался уйти старик. Не доверяю ему. А ты попробуй достать бумагу. Может, не проснется… — Имам осмотрел спящего бойца. Телохранитель встал и, косолапо шагая, подошел крадучись к спящему. Нагнувшись, прислушался к дыханию и решительно протянул руку. Вдруг дремавший конь вскинул голову, прижал уши, заржал, оскалив зубы, и чуть не схватил руку. Детина испуганно отпрянул, опасливо косясь на злого коня.
— И-и-е! Вот шайтан, чуть руку не отгрыз, проклятый…
— Пусть спит. Слышу шаги, это Абдулла-касаб. Он нам достанет бумагу, да и голову этого неверного. А труп унесем, спрячем там, где живет такой же разрушитель шариата. — Имам напряженно вглядывался в темень дороги. Вскоре к чайхане подошел дервиш.
К этому времени на опустевшем настиле чайханы осталось не более шести человек, приближенных имама, кроме спящего красноармейца и веселого студента медресе Кукельдаш. Он сидел в отдалении с края и почти сливался со стволом дерева. Юноша делал вид, что наслаждается чаем. Казалось, он не замечал, что делается вокруг. Но вот дервиш тенью скользнул на мостик, перешел его и шагнул к любопытному студенту. Остановился и, гнусавя стих из корана, дробно застучал посохом о сухую землю. Обернувшийся имам гневно сверкнул глазами и сурово проговорил ослушнику:
— Непокорность от дьявола! Сегодня ты будешь наказан. Иди!
Юноша, побледнев, вздрогнул, нехотя встал, прижал руки к груди, низко поклонился и медленно направился к воротам мечети. В его голове ясно рисовалась картина: вот он привязанный стоит, охватив резной столб мечети, руки прикручены бечевой. А вокруг собрались наставники и студенты, они слушают негодующий визгливый голос имама, поучающего смирению и покорности. При каждой фразе он взмахивает посохом, а присутствующие, по одному проходя мимо наказуемого, длинной тонкой палкой ударяют по обнаженной спине. Так до тех пор, пока спина не превратится в сплошную рану.
Медленнее становятся шаги юноши, дрожь проходит по телу. Но вот и ворота, тень от стены скрыла его от зорких глаз сидевших в чайхане. Приникнув к стене, он бесшумно скользнул в сторону, завернул за угол. Но едва он сделал несколько шагов, подобрав полы халата, чтобы бегством спасти себя от предстоящих истязаний, как сильные руки схватили его.
Он услышал тихий голос:
— Молчи! Кто ты? Куда спешишь?
— Я студент медресе, спасаю свою жизнь от назначенного истязания, — стуча от страха зубами, проговорил он. — Спешите, в чайхане хотят зарезать спящего красноармейца, — добавил он, все еще стуча зубами от пережитого.
— Да это же Анвар! Я знаю его! — проговорил один из державших студента. Тот обрадованно оглянулся на голос.
— Карим! Слава аллаху, теперь я не погибну.
— Пошли! Ты с нами, Анвар! Поможешь взять своего имама. Сейчас должен прозвучать сигнал…
И, точно дожидаясь этих слов, гулко прозвучал раскатистый выстрел. Все трое и Анвар бросились к воротам мечети. Анвар удивился: точно ожили все неровности в стенах высокого здания, отовсюду выскакивали люди, бежали к чайхане, другие — к воротам. При свете луны Анвар увидел, что, подобрав полы халатов, от чайханы во весь дух неслись два человека. В одном он узнал дервиша. Массивные ворота мечети приоткрылись для беглецов. Вот-вот они скроются за ними. Анвар сделал отчаянный рывок, влетел в ворота, выхватил у привратника — старого кляузника — дубину и, свалив его с ног, повернулся к вбежавшему во двор дервишу. Тем временем комсомольцы взяли визжавшего имама. Анвар остался один против двух, так как сторож поднялся с земли и тоже вытащил нож. Дервиш размахнулся, но юноша успел ударить его по руке. Нож выпал. Оба противника разом кинулись на Анвара. Плохо пришлось бы ему — не подоспей на помощь милиционеры и Карим. Дервиша и сторожа связали и повели к чайхане.
Там милиция стерегла связанных пятерых мюридов. Когда подвели трех арестованных, красноармеец весело проговорил:
— Ну, теперь все в сборе. Никого не упустили, операция прошла удачно. Поздравляю, товарищи!
В это время из ворот вышел старик чайханщик с большим блюдом в руках. Поклонившись, проговорил:
— Прошу, дорогие гости, откушать плова. Не свершилось здесь гнусного дела — убийства человека, слава аллаху, рад я! Прошу начальник. — Он поднес блюдо красноармейцу.
Имам ощерился, стал извиваться, стараясь вырваться.
— Проклятый! Ты, старик, предатель. Да покарает тебя аллах!
— Не горячись, почтенный! Много черных дел на твоей душе, и аллах уже покарал тебя, — проговорил старик, ставя блюдо.