Наконец пришло это желанное! Простудился и умер старый муж. Она стала свободной. Не успела земля обсохнуть на могиле умершего, а соседки начали беспокоиться о ее судьбе.
Через щелку в калитке они показали Нарджан проходившего мимо известного борца-любителя. Он был похож на русского. Высокий, сероглазый с рыжеватой бородкой, он был красив. Кому какое дело, что Рахман не имел профессии, что жил весело, на правах артиста. Где был свадебный той, шум и веселье, там не обходилось без Рахмана. Он потешал людей остротами и восхищал ловкими приемами в борьбе-кураше. А без кураша не обходился ни один праздник.
Когда Рахман выходил победителем в кураше, на его разостланный поясной платок сыпались деньги разгоряченных борьбой болельщиков. А побеждал он почти всегда. Легко нажитые деньги так же легко уходили на игру в кости, на кутежи с друзьями, но Рахман никогда не унывал.
— Деньги уйдут — друзья останутся, — говаривал он, забывая, что друзья по бесплатной выпивке — всегда лишь до черного дня.
— Женится — остепенится, — уговаривали соседки Нарджан, — зато жить будешь богато, весело, под защитой такого богатыря.
И вот счастливый день настал — день свадьбы с милым сердцу. Радостью трепещет каждая жилка. Радость не затухает в сердце.
…Не заметила Нарджан, как прошел — пролетел — год. Но пережила за это время молодая женщина больше, чем за все семь лет жизни со старым мужем. Была ли она счастлива? И да и нет. В первое время дни шли праздником; шутки, смех, ласки сменялись небольшими размолвками с радостным примирением. Нарджан ждала ребенка. Рахмана забавляла мысль, что у него будет сын, которого он рано приучит к борьбе. Но к концу года он заскучал, стал пропадать из дому. То он на той приглашен, то в чайхане ждут его приятели. Возвращался сильно навеселе, требовал, чтобы жена не хмурилась, а вместе с ним пела веселые песни.
Быть может, оттого, что на долю Нарджан выпало много печальных переживаний и тревог, сын родился хилым и слабым ребенком.
— Это мальчик? Это мой сын? Нет! Это лягушонок, — разочарованно говорил он, разглядывая сморщенное личико малютки.
— Все дети родятся такими. Вот подрастет, встанет на ножки, не нарадуешься на своего сына! — успокаивала бабка-повитуха.
Но мальчик болел, хирел и умер шести месяцев.
Отец горевал, упрекал жену, что не сберегла сына. Тяжело переживала Нарджан свою утрату. Побледнела, похудела, часто плакала, склонившись над бешиком-люлькой. Скорбь ее немного утихла, когда она почувствовала, что станет матерью. Муж тоже повеселел — ждал сына. Но родилась дочь, крепкая, ясноглазая, резвая, а голос — звонкий бубенец.
Одиннадцати месяцев крошка Раима уверенно шагала пухленькими ножонками и весело смеялась. Отец забавлялся с нею, но жене говорил:
— Дочка у меня хорошая, веселая, но следующий должен быть сын. Смотри, роди сына! — И в голосе звучала угроза.
Но рождались все девочки: и первая, и вторая, и третья. Все были здоровыми, голосистыми. Рахман злился, упрекал жену, стал еще чаще уходить из дома, перестал заботиться о семье. Пропадал по нескольку дней, приходил хмурый, раздраженный, бросал жене несколько смятых рублей и вновь исчезал. Соседки по секрету шептали опечаленной Нарджан, что муж ей изменяет с легкомысленными женщинами. Молча выслушала Нарджан соседок раз, другой и, хотя нестерпимо болело сердце, гордо подняла голову, сказала спокойно:
— Не говорите мне о нем ничего. Сами вы, сватая, расхваливали его, а теперь топчете в грязь.
— Но, милая Нарджан, он забывает о семье, не заботится о детях, а они растут…
— О детях я позабочусь сама.
Давно уже молодая женщина голодала, чтобы растянуть жалкие подачки мужа, рассчитывала каждую крошку лепешки, сберегая ее для детей. А дети росли. С ними росла нужда семьи. Не долго колебалась Нарджан — решила зарабатывать деньги своим трудом. Еще в юности она славилась талантом вышивальщицы. Свое приданое — сюзане, скатерти, платки, и нарядную паранджу, — вышила своими руками. А затейливые узоры и подбор оттенков вызывали восхищение.
После решительного отпора соседкам, Нарджан, порывшись в своих девичьих узелках, достала кусочки бархата, лоскутки яркого сатина, обрезки шелка и горько задумалась. Эти яркие кусочки — остатки былых нарядов — напоминали ей безмятежное детство, когда под руководством матери, она шила себе приданое, хотя еще не было жениха. А вот эти остались от нарядов, что покупал ей первый муж: он любил наряжать молоденькую жену. А вот эти — свидетели ее счастья с Рахманом в первый год замужества. Как был он тогда щедр! Как баловал ее! Но все это прошло радостным сном. Вот этот хан-атлас Рахман подарил ей, когда родился первенец — слабенький Анвар. Как она была тогда счастлива! А дом был — полная чаша. А теперь?.. Разве она виновата, что родятся девочки? Почему муж не хочет понять, что при Советской власти дочери не уступят сыновьям, только надо дать им образование. Женщины теперь работают не хуже мужчин, занимают большие должности. Надо попытаться пробудить в Рахмане отцовские чувства. Ведь забавляется же он с дочерьми иногда. Здоровые, румяные, веселые, они всем нравятся, особенно старшая Раима, с рассыпчатым смехом, веселая и звонкая, точно ручеек.