— Хорошим была бы ты сыном, Раимаджан. Зачем родилась девочкой? — не раз смеялся Рахман, отбиваясь от наседавших на него дочерей.
Сильно забилось сердце при этих словах мужа. Она тихо сказала:
— Раиме печалиться не надо. Теперь у женщин те же права, что и у мужчины. У нас председателем сельсовета женщина, а справляется, не хуже мужчины. А ученые наши? Врачи и учительницы — все они уважаемые люди. Вот скоро и наших девочек надо будет учить.
Рахман призадумался. Видимо, такая мысль не приходила ему в голову. Потеребив свою пышную, начинающую седеть бороду, покачал головой и решительно сказал:
— Нет, все равно баба она и есть баба! Разве ей под силу кураш? Да я любую бабу двумя пальцами уложу на ковер… Вот тебе и равны.
— Зачем женщине кураш? Есть другие, более важные дела, — робко возразила Нарджан.
— Самые важные для женщины дела — это хозяйство и угождение мужу. Жена будет командовать на службе — кто будет растить детей? Обед готовить, овец откармливать? Вся жизнь пойдет кувырком. Тогда мужу домой лучше не приходить.
Эти слова словно обожгли жену. Горечь и обида закипели в сердце. Сама не помнила, как вырвались гневные слова:
— Не каждому мужу дорога семья. Есть и такие, что уют и порядок дома меняют на общество потерянных уличных девок.
Кровь бросилась в голову Рахмана. Посмотрел на жену зверем, дернул за угол вышитую скатерть. Зазвенели перевернутые пиалы, чайники, пролились остатки чая, перемешались куски лепешки, сахара и конфеты.
— Женщина. Знай свое место, укороти свой язык! — И Рахман нехорошо выругался.
Нарджан сжалась, опустила голову, тихо произнесла:
— Дети слушают ваши слова…
— Пускай знают, какая у них ничтожная мать. Пускай приучаются к покорности. — Он вскочил с ковра, пнул ногой жену и быстро вышел из комнаты. Выходя, услышал плач маленьких и гневный голосок Раимы:
— У, басмач! Зачем обидел маму? — Он оглянулся. Дочь обнимала мать и грозила ему кулачком. Смешно. Шестой год идет девчонке, а ее ничем не запугаешь, вот ведь каким славным была бы сыном. Рахман отправился в чайхану. Надо развлечься и заодно сыграть в кости, авось, выиграет. Надо семье дать денег, а их у него нет. Все промотал, что оставалось от последней победы в кураше на свадьбе лавочника. А свадьбы в последнее время стали скромными. Война повытрясла у людей достаток. Вот и дожидайся, когда устроят праздник-той ловкие люди, пристроившиеся к государственной торговле или к колхозному общественному пирогу. Эти не жалеют денег. Да, растут дети, растут и расходы… «Смотри, какая смелая стала девчонка! Басмач. Это на отца! Да не каждый мальчишка осмелится сказать отцу такое. Но что с нее возьмешь? Стукнешь — сразу дух вон, а потом расстрел. Законы теперь строгие», — так раздумывал Рахман, подходя к чайхане. Там уже шла игра полным ходом. Кости метал чернявый юркий человек. Играл он с веселыми возгласами, с прибаутками.
Рахман подошел, поставил рубль и метнул кости. Выиграл! Поставил еще — опять выиграл. Разгорячился, Но вскоре счастье отвернулось от него и перешло к чернявому. Горячась, Рахман удваивал ставки и проигрывал. Скоро у него не осталось ни копейки. Это его обескуражило. Отошел. Сел невдалеке и потребовал чайник чая. Попивая, стал наблюдать за игрой. Теперь, когда крепкий чай освежил ему голову, он стал внимательно следить за чернявым. Вскоре заметил, что тот ловко плутует, пряча в рукав запасные кости.
— Кто этот человек? Откуда он? — спросил у проигравшегося соседа.
— Какой-то приезжий, его здесь никто не знает. Умеет играть.
Рахман подвинулся ближе к игрокам. Чернявый усмехнулся.
— Что, рыжий, отыграться хочешь? Можно. Но я в долг не играю.
— А это пойдет? — спросил Рахман, снимая с руки золотые часы. Чернявый жадно схватил их, внимательно осмотрел и положил на кучу выигранных денег.
— Сразу на все или частями? — спросил, беспокойно поглядывая на блестевший корпус часов.
— Зачем частями? Сразу! — Из-под опущенных век он зорко следил за игроком. Тот пересчитал деньги, лежавшие под часами, добавил еще несколько бумажек.