Тяжелый удар обрушился на Паризат на шестнадцатом году жизни. Скоропостижно умер отец. Злые языки уверяли, что не без участия мракобеса-имама, настоятеля местной мечети. Через год, тоскуя о муже, умерла мать, оставив дочь беспомощной сиротой. Дальний родственник, присвоив все, что было лучшего в небольшом наследстве, поспешил сбыть с рук «нищенку», выдав ее замуж. Старый хилый ишан соседнего селения Азимкул-ходжа, объявив себя святым человеком, сделал «богоугодное» дело, женившись на нищей сироте.
— Как четвертая младшая жена, по обычаю, я должна была стать прислужницей у сварливых старших жен. С первого дня они помыкали мной, всячески унижали. Разве я могла мириться с такой ролью? — Вскинула на собеседниц взгляд своих огненных глаз Паризат.
— Конечно, нет! Как можно терпеть такое! — Дружные возгласы возмущения ободрили рассказчицу.
— Вы правы. Быть покорным животным у глупых, вечно скандалящих жен ишана я не могла. И я надумала. У меня стали появляться припадки «одержимости». Жены жаловались ишану. Он заинтересовался, стал расспрашивать, какие видения посещают меня? Я рассказала безграмотному старику о священных легендах, которые читала когда-то с отцом. Ишан был поражен. Он уверовал в мою святость. Ведь я так горячо молилась и постилась… Муж приблизил меня к своим чилля-молениям с мюридами, — где я читала им коран. Ишан, скрывая свою безграмотность, объявил себя слепнущим и теряющим голое. Он называл меня своими глазами. Потом я стала подсказывать ему его «святые» сны. Он слушался меня во всем. У него появилось много последователей из богатеев.
— Но как вы, Паризат, достигли влияния на духовенство?
— Наше кишлачное духовенство малограмотно. Оно уверовало в чудеса и святость ишана. А меня признало за то, что хорошо читала коран и разъясняла сны святого. Муж бормотал какую-нибудь чепуху, а я рассказывала то, что читала когда-то с отцом. Последователей привлекали такие чудеса.
Любопытство заставило меня нарушить этикет. Я спросила:
— Какие чудеса?
Паризат взглянула на меня. Веселый смех озарил ее аскетическое лицо и зазвучал так весело, так заразительно, что и мы последовали ее примеру. Но она вдруг стала серьезной.
— Расскажу. Мой старик был безграмотный, но хитрющий. Он выстроил себе михманхану в переднем дворе, на высоком фундаменте. Там и принимал посетителей, мюридов, там же проводились моления. Посредине комнаты был вмазан в очаг большой котел. Когда после моления наступало время приема пищи, ишан подходил к этому котлу, долго молился, просил аллаха помочь ему, немощному, но преданному религии рабу, сварить без огня пищу. Ведь у него нет средств купить топливо. Через некоторое время котел нагревался и один из мюридов, заранее припасший все продукты, по знаку ишана, подходил и готовил плов без огня. Как же было не верить в святость ишана?
— В чем же состояла эта механика? Неужели все верили?
— А кто будет сомневаться, если перед молением святой проявил прозорливость?
— Прозорливость? В чем?
— В определенные дни собирались мюриды. Все они привозили пожертвования. В михманхану их впускал старый Усман по одному. Когда гость склонялся в земном поклоне, Усман делал условные знаки. Если в дар пригоняли двух баранов, старик двумя пальцами теребил свою бороду. Если дарили корову, он выставлял два пальца рогами и «доил усы». В это время ишан говорил:
— Аллах трижды вознаградит тебя, правоверный, за тех двух баранов, которых ты не пожалел всевышнему.
— Но как готовили плов?
— Под полом михманханы был устроен очаг. Лаз к нему был из сада, да так хорошо замаскирован, что никто из домашних об этом не знал. Топили очаг я или слуга Усман.
— Ну, а теперь готовится святой плов?
— Нет! Не могу я обманывать людей?
Я наклонилась к ее уху и тихо спросила:
— А как же с Магометом?
Не оборачиваясь, она приложила палец к губам, шепнула:
— После.
На большом подносе внесли нарезанную чудесную осеннюю дыню. И когда все увлеклись ею, слушая веселые были-небылицы делегатки Хасановой, Паризат поднялась, потянув меня за платье, и кивнула на дверь в сад. Незаметно я последовала за нею. Спустившись в цветник, я подошла к супе, где меня ждала Паризат.
— Послушай, джаным. Дни мои сочтены. Пройдут годы, и тогда ты напиши о несчастной жене ишана. А теперь слушай. После смерти мужа народ продолжал приходить ко мне за советами, а муллы за разъяснениями не понятой ими суры корана. Они верили, что святость ишана перешла на меня. Но недавно я спасла девчушку от тяжелой участи. Отправив ее в город в женотдел, я навлекла на себя гнев страшного человека, Ее насильно хотел взять в жены юзбаши Палван-ата, свирепый басмач, любимец курбаши Курширмата. Я не знаю, как он узнал о моем участии в отправке Мухаббат в город, но прислал ко мне старуху жену со словами: «Ты вырвала из моих рук добычу. Клянусь бородой пророка, что больше года тебе не жить на свете».