Собеседник усмехнулся. Небольшие усы его смешно топорщились. Взглянув на меня пытливо, иронически, сказал хрипловатым волжским говорком:
— Положим, ветер-то тучи разгоняет… А где это у вас, далеко?
— Не близко. Я из Ташкента. — Подумала: «Обрадуется земляк». Но «земляк» оглядел меня изучающим взглядом, улыбнулся.
— Значит, азиатка? Как же у вас там литературу любят? Или «господа ташкентцы» читают мало? Край любопытный…
— Любопытный?! Чудесный, солнечный мой край!.. Ой, гонг на обед зовет! Бегу. До свидания!
Он усмехнулся и приподнял шляпу.
— Всего доброго.
Быстро сменив промокшее платье, вымыв руки, я вышла в кают-компанию, заняла свое место за нарядно сервированным столом. Пожилой помощник капитана — хозяин стола — приветствовал меня шутливыми словами:
— Да вы, барышня, настоящий морской волк. Почти всех пассажиров укачало, даже мужчины в лежку, а вы за обед принимаетесь, по палубе прыгаете, заводите интересные знакомства.
Последние слова мне не понравились.
— И как это вы все видите?..
— А я стоял на вахте и видел, что вы оживленно беседуете с модным писателем. Кстати, он сейчас сойдет в Ялте.
— С писателем?! — Чуть не подпрыгнула я от изумления.
— Вы его не узнали? Это автор нашумевшей пьесы «На дне».
— Горький?! Как же я не узнала его? — Мне стало неприятно, что я так нелепо разговаривала с великим Буревестником. Хотелось выскочить на палубу, отыскать любимца вашей молодежи, пожать ему руку, но этикет приковал к месту.
А палуба грохотала лязгом якорной цепи и топотом матросов. Пароход пришвартовывался к пристани Ялты. Когда я выбежала, трап был уже спущен и по нему в толпе пассажиров спускалась высокая, слегка согнутая фигура писателя земли русской.
Встреча с Алексеем Максимовичем Горьким всколыхнула во мне детскую любовь к литературе. Вернувшись домой, я снова стала писать стихи и новеллы, тщательно скрывая от всех свое творчество. Только одну новеллу — «Сказка» — решила отослать в газету «Русский Туркестан», без надежды увидеть ее напечатанной. Я была приятно удивлена, когда получила письмо от редактора И. И. Геера, который советовал мне прислать концовку «Сказки». Я дописала, и мое первое произведение вскоре вышло в двух номерах. Прочла я его и огорчилась. Таким бледным и хилым оно мне показалось. Только через пять лет я стала систематически печататься в местной прессе.
Часто меня спрашивают друзья: «Что послужило причиной моей переписки с Горьким?» Правда, переписки, по существу-то, не было, было два письма моих и одно — Алексея Максимовича. Я сама не раз задумывалась о мотивах, побудивших меня написать Горькому и послать ему две моих книжки, вышедших из печати в 1927 году.
В 1925—1926 годах наша советская литература делала первые шаги, кристаллизуя новый творческий метод, метод социалистического реализма. Вследствие этого многие писатели тянулись к далекому острову Капри, где в то время в живительном климате Сорренто, борясь со своим недугом, Горький тосковал о родной Волге. Потоки писем неслись к цветущим берегам Капри, к великому мастеру слова, и такие же потоки возвращались в заснеженные просторы земли русской. Писатель крепко любил свою родину, потому-то он часами просиживал над ответами своим корреспондентам. Писали и посылали ему на суд свои книги писатели, поэты, обращались за советом и начинающие авторы. Алексей Максимович находил время отвечать всем. Его ответы не раз печатались в периодической прессе. Ответы одним были ободряющие, с теплым пожеланием продолжать работу, а другим — суровые, в них Алексей Максимович выносил беспощадный приговор, отсылая автора в школу, советуя учиться грамотно писать и пополнять свои знания, указывая на то, что писатель должен много знать и прежде всего быть грамотным человеком.
В те годы (1924—1925) меня избрали делегаткой горсовета, я часто бывала в женотделе Средазбюро ЦК РКП(б), где на меня возложили обязанность освещать в печати работу по раскрепощению женщин Средней Азии. Это было бурное, грозное время худжума — наступления, время, когда женщины Туркестана героически рвали цепи шариата и путы религиозных предрассудков.
Захваченная величием борьбы, имея под руками много фактического материала, я засела за работу над двумя книжками. Первая — «Из мглы тысячелетий». Это были краткие исторические очерки, рисующие быт женщин Востока — Аравии, Монголии, Индии и других восточных стран. Вторая книга содержала стихи и рассказы, называлась она «Придорожные травы». Эти книжки вышли в 1927 году. Вот их-то я и послала Алексею Максимовичу вместе с письмом, приглашая его приехать к нам в Узбекистан, посмотреть, как строят новую жизнь пробудившиеся народы древнего Туркестана.