Трабский встал из-за стола и быстро поднимается наверх.
(Решительно). Все дело Черемисова есть дутое, из пальца высосанное.
Миньяров. Странно, дорогой мой, что ты говоришь об этом после того, как вызваны сюда мастера, инженеры, переводчица.
Кряжин. Во-первых, всех их надо отпустить… Жданович, отпусти народ и сам иди работать…
Жданович удаляется.
А во-вторых, я никого не созывал и дела не начинал. Признаюсь, что колебался… мог бы запутаться. Тоже признаюсь. Теперь судите, как хотите…
Трабский (задержавшись). Прошу простить… Я сейчас вернусь… отвечу. И также по существу вопроса. (Ушел.)
Черемисов. Роман, а когда сейчас ты смотрел сквозь меня, как будто я уже не существую, — тоже колебался?
Кряжин. А я не видел, как я на тебя смотрел.
Миньяров. Вот мы опять собрались втроем… можно сказать пионеры этого строительства… Вместе закладывали камни первой пятилетки. Роман, ты спишь, что ли?
Кряжин. Куда там, к чорту, спать… мысли, мысли, брат.
Миньяров. Но скажи на милость, какая муть в тебе сидит? Товарищ Сталин говорит, что сознание людей отстает от фактического их положения. Мысль точная. И все-таки ты меня удивляешь. Из-за одной только личной неприязни к Дмитрию ты попадаешь в ловушку к своим же собственным врагам. В свое время Трабского сюда подбросили бухаринцы. Лавируя и маскируясь, он проводил свою политику на военное предательство и поражение. А Черемисов стал мешать. Отсюда драка, травля. Когда их разгромили, выявили и он остался одиночкой, приходится спасать шкуру. Если вначале ему надо было просто убрать с дороги Черемисова, то сейчас уже не то. Он, видите ли, Трабский, стал борцом за чистоту наших партийных рядов. Вот что выяснилось, Кряжин.
Кряжин. Ох, не говори…
Миньяров. Как ты выпутался, сейчас не будем разбираться. Чутьем, что ли?..
Кряжин. Если бы чутьем… Надо говорить начистоту. Предупредили. Кто предупредил? Совестно сказать — Люшин.
Черемисов. А-а, все понятно.
Миньяров. Ты сам знаешь — такие дела легко и просто не кончаются. Однако хорошо, что ты не лжешь.
Кряжин. Да, да… придется отвечать. Понимаю, понимаю.
Миньяров. Сейчас я не об этом говорю с тобой. Подумай, а как же дальше жить? Ты же был хороший мужик… Настоящий человек… Только оно замуровано, это настоящее, каким-то шлаком, дрянью. В мелком человеке мелочность еще терпима, но в крупном отвратительна.
Кряжин. Да, да… усваиваю. Урок, ребятушки, урок. (Глянул наверх.) А что с этим?
Миньяров. А я привез решение. Директором попрежнему остается Черемисов. Трабский сам и давно определил свою судьбу.
Кряжин. А ведь когда-то он был членом нашего обкома, редактором газеты.
Миньяров. Зачем далеко ходить! Сейчас, сию минуту он душил прекрасного нашего товарища — и насмерть.
Наверху выстрел. Пауза. Затем на галлерею выбегает Люшин.
Люшин (сияя и восторгаясь). Гражданин Трабский при закрытых дверях покончил свою жизнь. Какие теперь будут распоряжения?
Черемисов (гнев). Вон отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было!
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Летний дачный павильон с открытым выходом на веранду. За окном молодая свежая зелень. Время предвечернее.
Ксюша. Настя, все готово?
Настя. Будьте спокойны, товарищ секретарь… сама забочусь. Хозяин-то впервой в отпуск отправляется. (Ушла.)
Черемисов (ходит, курит, соображает. Счастливое состояние духа). Теперь запишем задание Месяцеву. Время летит, а мне еще перед отъездом придется совещаться.
Ксюша. Куда поедете, Дмитрий Григорьевич?
Черемисов (почти декламируя). На север, в дальний город…
Ксюша. Оригинально.
Черемисов. Что оригинально?
Ксюша. Что на север, в дальний город.
Черемисов. Не язвите, Ксюша. Я знаю, что все тайное становится явным. Оригинально это или нет, я не, беспокоюсь.
Ксюша (хочет быть искренней). Ну что же, вы счастливы, и этого достаточно.
Черемисов. Вы, Ксюша, мой старый друг. Откроюсь: я вернусь из Ленинграда на комбинат с новым молодым главным технологом. Это наша давняя общая мечта.
Ксюша. Она технолог?
Черемисов. Да, она ведет исследовательский коллектив. Нашим старичкам придется потесниться. Новое нагрянет скоро, новая наука. Записывайте, Ксюша: Месяцеву, Ждановичу — бериллиевые сплавы. Надо направить мысль на творчество, на беспокойство. Успокоились, беда. Я третий год выкорчевываю наследие Трабского. Какими были мы наивными когда-то! Отредактируйте мне следующие мысли: между нами и Западом сейчас идет незримая война за новые металлы… Кстати, переведите для Месяцева статьи, отмеченные мною, из этих вот заграничных журналов. (Передал журналы, продолжает.) Отредактируйте, и жестко, что мои помощники не понимают смысла этой войны.
Ксюша. Как точнее, в чем ее смысл?
Черемисов. А в том, что те же самые бериллиевые сплавы означают укрепление военной мощи государства. Пусть Месяцев выделит думающих мастеров, рабочих и объединит их… вокруг кого бы?.. Есть у нас инженер Лозинин. Он скромный человек, работает пытливо, коммунист.
Является Настя.
Настя. Дмитрий Григорьевич, к вам какой-то егерь — красная фуражка. Дай да подай самого, мол, лично.
Черемисов. Не егерь, а фельдъегерь… Просите.
Настя ушла.
Все ясно, Ксюша?
Ксюша. Да, Дмитрий Григорьевич.
Является фельдъегерь.
Фельдъегерь. Товарищ Черемисов?
Черемисов. Он самый.
Фельдъегерь (передает объемистый пакет в сургуче). Правительственная почта. Расписочку, пожалуйста, сделайте по форме. (Смотрит расписку.) Часы… минуты… точно. Позвольте удалиться? До свидания.
Черемисов. До свидания.
Фельдъегерь ушел. На пороге Настя.
Настя. Дмитрий Григорьевич! Гость на гость — хозяину радость.
Черемисов. Кто еще?
Настя. Родители ваши пришли.
Черемисов. Как пришли?.. Родители… и пришли… О ком вы?
Настя. Да, пришли, пришли. Пожалуйте, пожалуйте.
Являются Марина Дмитриевна и Григорий Варламович.
Григорий Варламович (бодро). Далече ты живешь, парень. Промаялись мы однако.
Черемисов. Счастье мое! Милая… (Обнимает мать.) Марина Дмитриевна, Митенька! Здравствуй!
Черемисов. Откуда же вы шли? С вокзала? Ничего не понимаю.
В другой комнате звонит телефон. Настя ушла.
Марина Дмитриевна. Я говорила, подай другую телеграмму, так и не подал.