Послевоенное время в музее подробно документировано. Собранные в кропотливой, трепетной музейной работе, за сверкающими стеклами множества витрин, в смотровых столах и не в последнюю очередь в выдвижных ящиках памяти посетителей хранятся экспонаты: газетные вырезки, брошюры, но также и катушки медной проволоки, приборы для прослушки, взрывпакеты. Они призваны передать посетителю живой образ того времени — а меня только сбивают с толку, хотя материал наглядный и упорядочен по темам: Денежная реформа. Мошеннический курс. Воздушный мост. Изюмные бомбардировщики. Перевербовка. Охотники за головами, пособничество в нелегальных побегах. Ходоки через границу. Контрабанда сигарет. Торговля людьми.
Гостю музея раскрывается мир экзотических понятий. Немецкая романтика двадцатого века! При словах «немецкое экономическое чудо» посетителю первым делом приходит в голову лишь древнегерманский культ чародейства. Потом я спрашиваю себя, а может, имеется в виду мирная разработка немецкого чудодейственного оружия мировой войны? Разделенная мания величия — становится ли она от этого наполовину меньше? Или, скорее, удваивается? Очевидно, государственное разделение принесло раздвоенному народу — поэт / мыслитель, судья / палач — известное, пусть и сомнительное, облагораживание: пресловутое самоупоминание теперь запросто можно было увязать с пристальным взглядом на себя через границу страны. Самовосславление, самообвинение, самосострадание — все это находило (и наконец-то без угрозы европейским соседям) выход вовне. Продолжали, правда, спорить о границе, однако с самими собой: о границе по Эльбе, о статистике, о наследии (историческом). Единство? Оно тоже стало объектом споров. В одной из витрин я обнаружил в качестве немых свидетелей того спора листовки о немецком единстве. Все примерно одинакового направления. Разве что одни из них проносились через границу с востока на запад, а другие — с запада на восток. Вот и вся разница.
Однако есть в той эпохе и объединяющее — например, существовавшая по обе стороны Стены и указывающая на историческую общность тяга к созерцанию пупка: как будто по-прежнему мнили себя пупом земли — давешним, еще не расщепленным.
Чтобы посетитель за цифрами, фактами и отвлеченным созерцанием истории не расхолаживался, в этом зале ему настоятельно предложено включиться в действие. История, которую можно потрогать и послушать, — такова негласная концепция музея.
Я стою перед невидимым мерцающим пультом. Нажав кнопку, можно вызвать дух времени — разных времен, черно-белые фотографии которых безмолвно глядят на нас со стен, — и заставить его говорить. Эфирно-опьяняющий контакт поможет установить спиритический медиум двадцатого века — магнитная лента. Или, что еще проще, память.
Голоса времени, канувшие вместе с ним…
— Как вам всем известно, болото «фронтового города» Западного Берлина грозило отравить атмосферу в нашей Германской Демократической Республике. Мерами, предпринятыми тринадцатого августа, мы лишь протянули санитарный кордон, э-э-э, я бы сказал, «пояс здоровья» вокруг этого болота «фронтового города» Западного Берлина. Это имеет для нас двойное значение. Во-первых, мы нанесли тем самым поражение западно-германскому милитаризму и одновременно весьма чувствительно уменьшили опасность военных провокаций со стороны Западного Берлина. Во-вторых, мы добились следующего… Ну, вы знаете, наркотически зависимых, как известно, в их же интересах и для их оздоровления изолируют от наркотика. Точно так же мы отделили некоторых одурманенных болотом «фронтового города» граждан нашей республики в их собственных интересах, ради их же выздоровления от этого болота Западного Берлина. И я убежден, что у большинства из них болезнь еще излечима.
Это говорил д-р Айзенбарт[50], он же Вальтер Ульбрихт! В 1961 году.
Подхватываем чемоданы, которые, кажется, стали тяжелее, — и к следующей станции нашей обзорной экскурсии!
Тут посетитель входит или же вступает прямиком в историю. Делаешь несколько шагов по привокзальной площади, расположенной с северной стороны (некогда стоянка извозчиков, впоследствии — такси), и подходишь к застекленному павильону «Отъезд». Вход к выходу. Этот павильон в народе известен как «дворец слез». Архитектура поражает как бездарностью, так и изощренностью. При расставании протягиваешь руки поверх железного барьера, который специально так сконструирован, что расходящиеся перила по мере продвижения разъединяют вас. Это действовало душераздирающе… «дворец слез».